.
Далее Ленин, в присущей ему ядовитой манере, подверг беспощадной критике одну из эсеровских прокламаций по поводу покушения Балмашева, а также некоторые тексты «Революционной России». Правда, нетрудно заметить, что ленинская критика терроризма (что, впрочем, не отличало ее и от других статей такого рода), была не более, чем критикой слов. На самом деле, реальное знание эсдеков, как и эсеров, о влиянии терактов на «массу» и «общество» было достаточно смутным; они скорее писали о том, что должно было бы быть, чем о том, что происходило в действительности. Более того — действительность скорее показывала безусловно положительную реакцию либерального общества на теракты, а также сочувственное отношение к ним многих социал-демократов в России.
Во всяком случае, категоричность прогноза Ленина о том, что «увлечение террором не более, чем скоропреходящее настроение»[679] могла соперничать лишь с его ошибочностью.
Социал-демократы оказались перед трудной проблемой. Как противостоять использованию эсерами террора, не противопоставляя себя большинству населения, которое, казалось, относилось к террористическим актам со все возрастающим одобрением? Марксистские публицисты пытались, по мере сил, ослабить влияние эсеровских методов и эсеровской пропаганды на массы.
Уверенности в своей правоте эсдекам придала Ростовская стачка. В посвященной ей статье «Новые события и старые вопросы» Ленин писал, что «среди нашей интеллигенции, настроенной революционно, но не имеющей зачастую ни прочной связи с рабочим движением, ни крепких устоев определенных социалистических убеждений, стали раздаваться многочисленные голоса уныния и неверия в массовое рабочее движение, с одной стороны, а с другой — голоса в пользу повторения старой тактики отдельных политических убийств как необходимого и обязательного в настоящее время приема политической борьбы»[680].
Ростовские события, подчеркивал Ленин, «показывают воочию всю нелепость и весь вред предпринятой соц.-революционерами попытки реставрировать народовольчество со всеми его теоретическими и тактическими ошибками». «Соц.-рев., — писал он, — не могут нахвалиться тем, как велико "агитирующее" действие политических убийств, о которых шушукаются так много в либеральных гостиных и в простонародных кабачках. Для них ничего не стоит... заменить... политическое воспитание пролетариата произведением политической сенсации»[681].
Название «действительно революционных актов» заслуживают, считал Ленин, только такие массовые движения, которые, подобно Ростовской стачке, связаны с «наглядно выступающим перед всеми ростом политического сознания и революционной активности рабочего класса». Он писал, что «целой сотне цареубийств не произвести никогда такого возбуждающего и воспитывающего действия, как это одно участие десятков тысяч рабочего народа в собраниях, обсуждающих их насущные интересы и связь политики с этими интересами... Как ни далеко было от «настоящего» восстания начало этого, по-видимому, стачечного движения в далеком провинциальном городе, а его продолжение и его финал невольно наводят мысль именно о восстании»