— Вован! Беги за бутылкой!
— Давай-давай, Вован! Надо обмыть работку!
— Да ладно вы…
— Ты че, Вован, думаешь, шутим? Смотри, сейчас дед рассмотрит твои розы, вернется и потребует лавандос обратно!
Вован, роняя пепел на бороду, вздохнул и побрел в сторону магазинчика на Маркса.
Ирочка дернула Варфоломея за рукав:
— Пошли!
— Куда? — Варфоломей с трудом отвлекся от общей темы, распахнул на Ирочку прозрачные глаза.
— Ну, не знаю… В кино.
— В кино? На фиг?
— Ну, мне же скучно…
— Ты че, серьезно?
— Серьезно.
Варфоломей задохнулся от возмущения и восторга. В кино! Она хочет в кино! Ей там не скучно!
— Слушай, ты самая нереальная чикса из всех, кого я знаю. Блин, ты просто какой-то трындец!
Ирочка скучно посмотрела на часики — ей отец как раз подарил на день рождения золотые часики на тонком браслете. Стоит такая малолетняя красотка посреди ярких пятен уличных картин на продажу — юбка еле ягодицы прикрывает, веки намазаны синим, губы надула…
— Офигеть… — Варфоломей откровенно любовался своей дремучей, наглой, роскошной, юной подружкой.
Потом решительно взял за руку и поволок.
— Куда?
— В музей!
— Зачем?
— Чтобы знала!
— Не хочу в музей!
— Тогда иди в кино. Одна.
Он отпустил ее руку и встал в позу ожидания — голова склонена к плечу, ноги в потертых джинсах на ширину плеч, руки крендельком…
Ирочка собиралась уже красиво развернуться и покинуть Варфоломея.
И что потом?
Ей вдруг стало так грустно… Стандартная до зевоты, до треска в челюстях жизнь, школа, родители, киоск… Кто еще сможет так веселить ее, так волнительно не обращать на нее внимания, так тонко и умно говорить о непонятном. Варфоломей был революцией. Где она еще найдет такого буйного, отвечающего ее представлению о взрослой жизни?
— А какой музей?
— Любой. Великой Отечественной войны. Краеведческий. Художественный. Выбирай.
— Художественный.
— Супер. Погнали.
***
Наташа убрала со столов посуду, тарелки с остатками еды. Дальше зашла племяшка продавца изюма и всяких разных других сушеных штучек, темнобровая Тина. Взяла, как всегда, стакан томатного сока и булочку. Спросила о сестрах. У нее где-то, там в Армении или Азербайджане, остались родственники, сестры, братья. Но что-то там в этой Армении или Азербайджане не ладилось, и самые прозорливые и ухватистые стали уезжать в другие республики, пытались пристроиться, обрести какое-то счастье, а потом выбрать, где это счастье убедительнее — на чужбине или на родине.
Знакомая тетушка-торговка кавказцам не верила, говорила, что они всегда обвешивают, обманывают, а под сенью ночи воруют невинных белорусских девушек и портят им жизнь.