— Что ж ты наделала? — рассерчал Кульга. — Посудины заняла своей юшкой, а горючее из чего пить будем, а?
— На голодный живот пить нельзя, — отрезала Мингашева. — Скушайте сначала чего-нибудь.
— Сразу видно, что есть в доме хозяйка! — весело произнес Рокотов, доставая объемистую флягу и отвинчивая пробку. — Сделаем из горлышка по глотку перед закусом, а там само пойдет! — Протянул Кульге флягу: — На, земляк, начинай!
Выпили, закусили. Хвалили наваристый бульон, башкирское блюдо, ели горячее мясо, удивляясь, как из конины можно приготовить «такую вкуснятину». Выпили за скорую победу, за полный разгром немцев, за родной Донбасс.
— А в Донецке ни одной целой шахты, ни одного завода, сплошные развалины, — Рокотов вздохнул, положил на стол свои крепкие кулаки. — Смотреть больно! Понимаешь, Гриша, сердце кровью обливается. А сколько людей наших перебили, погубили… Мирных, понимаешь? Не брал бы я их в плен, зверюг, ни в коем случае!..
Рокотов рассказал Кульге и о его родном Мариуполе. Косте не удалось там побывать, но слышал от очевидцев. Порт разрушен, завод разбит, красавец «Азовсталь» в руинах.
Григорий мысленно был в родном Мариуполе. Много он видел разрушений и смертей, но почему-то не хотелось верить, что его милый город у ласкового моря разбит и разрушен, в развалинах. Он шумно вздохнул, стукнул кулаком по столу, звякнули тарелки, закачалась посуда со шнапсом.
— Ну-у, гады!.. Ну-у, га-ады!..
— Выпьем, Гриша!
— Нет, Костя, не хочу… Душа стонет… А когда там, внутри, у сердца, открывается рана, ее водкой не зальешь и не вылечишь. Нет!.. Тут другое средство нужно, — Кульга повернулся и положил свою руку на плечо лейтенанту, посмотрел в глаза. — Но их времечко кончилось, и навсегда! Ты прав, Костя, давить их надо… Пощады от нас не будет!..
— И не было, — вставила Галия. — Как в песне: били, бьем и будем бить! — и перевела разговор на другую тему: — Чай закипел. Шнапс убирать?
— Убирай, — согласился Григорий.
— У меня от всей родни всего несколько человек в живых. И жена целая и невредимая, с годовалым пацаном… Валеркой звать, — Рокотов достал из нагрудного кармана фотографию. — Вот бутуз мой, Валерка, посмотри.
— Так с этого и начинать надо бы, — Кульга взял фотографию.
— Счастьем не хвалятся… Время такое, кругом, сам видишь…
— А пацан ничего! — оценил Кульга. — Геройский хлопец!
Фотокарточка пошла по рукам. Галия долго и с нежностью смотрела на ребенка, с завистью посмотрела на Рокотова. «У них есть свой Валерка, — подумала она. — А у нас когда будет? Скорей бы проклятая война кончилась, скорей бы…»