– Ты прибыл из страны белых? Видел ли ты там Тогонга?
– Да, – ответил гонец.
– Он жив?
– Тогонга умер. Англичане расстреляли его.
Участь Гленарвана и его спутников была решена.
– Все вы умрете завтра на рассвете – такова моя воля! – Кай-Куму равнодушно отвернулся.
Прозвучал сигнал к началу церемонии погребения. Тело вождя принесли из хижины и уложили на холм – тот самый, где прежде стоял Кай-Куму. Мертвец был облачен в пышные одежды и покрыт циновкой из формиума. Родственники и друзья Кара-Тете приблизились к могильной насыпи, и воздух огласился рыданиями и стонами.
Вскоре появилась молодая вдова Кара-Тете. Она испускала скорбные вопли и в конце концов, охваченная порывом горя, распростерлась у подножия могильной насыпи. В эту минуту к ней приблизился Кай-Куму и одним могучим ударом дубины соединил ее жизнь с загробной жизнью мужа. Тем же путем отправились и шестеро рабов-маори, предназначенных для каннибальской поминальной трапезы. Затем начались ритуальные пляски…
Место для погребения было выбрано за пределами маорийской крепости – на вершине небольшой горы Маунганаму. После того как трупы Кара-Тете и его жены усадили на носилки, привязав лианами, и четыре воина вскинули носилки на плечи, процессия торжественно направилась к месту последнего упокоения вождя. Следом двинулось все племя, распевая заунывную траурную песнь, и мало-помалу пение и горестные стоны затихли вдали.
Усыпальницу Кара-Тете окружал частокол, а возле ямы, где должны были покоиться тела вождя и его супруги, были расставлены резные фигуры богов маори, размалеванные охрой. У могилы вместе с оружием и одеждой покойного были сложены разнообразные съестные припасы, которые, как считалось, пригодятся вождю в мире ином.
Опустив тела в яму и огласив окрестности новыми воплями, сородичи засыпали могилу землей, перемешанной с цветами. Затем процессия вернулась в крепость. Отныне никто под страхом смерти не смел подняться на Маунганаму – на гору было наложено табу…
Для пленников наступила последняя ночь.
Джон Манглс приподнял циновку и пересчитал воинов, стороживших вход в святилище: двадцать пять. На площади пылал костер, вокруг которого расположились дикари. В святилище, примыкавшее к скале, можно было попасть только через входное отверстие. Две из четырех стен хижины едва не висели над зияющей пропастью футов в сто глубиной, третья примыкала к горе. Бежать было некуда.
А между тем приближался рассвет. На небе не было ни луны, ни звезд, лишь изредка налетали порывы ветра. Ветер раздувал догорающий костер стражи, и отблески пламени причудливо озаряли хижину, в которой узники не смыкали глаз.