. Это означало, что голландцы готовы разговаривать, но не воевать.
Нетрудно догадаться, что донесения Пальмквиста в Стокгольм большим оптимизмом не отличались. У Генеральных штатов не было ни денег, ни желания пускаться в новые авантюры, тем более что после Утрехтского мира с Францией Республика формально еще находилась в состоянии войны с Испанией. Так что причин предоставить Швецию, выбивающуюся из сил, ее собственной участи было предостаточно. К тому же голландцы опасались, как бы их, едва они сунутся в это балтийское осиное гнездо, не подвели их же британские союзники. Тому были свежие примеры: скажем, в 1711 г., когда британское правительство за спиной Генеральных штатов искало контактов с французами и к тому моменту, как к переговорам допустили голландцев, основные вопросы оказались уже урегулированы. Подобного же сценария в Северной войне необходимо было во что бы то ни стало избежать.
Позицию Республики в балтийских делах шведский посланник изложил в своих донесениях в Стокгольм от 15 и 19 сентября 1713 г. коротко и ясно: на дружественную дипломатическую активность совместно с Великобританией «Высокомочные» согласны, но ни на что большее соблазнить себя не дают>{21}. Кстати, и граф Страффорд не раз внушал Пальмквисту, что шведы проявляют слишком мало гибкости, настаивая на вооруженном вмешательстве Гааги и Лондона и не давая шансов британскому посредничеству. У англичан это вызывало растущее непонимание. Так, граф напомнил своему шведскому коллеге о дипломатических усилиях правительства Ее Величества, которое предложило перемирие, дабы сохранить за шведами город Штеттин (ныне польский Щецин), осаждаемый в то время крупными силами русских.
Но шведские дипломаты даже и не могли или не осмеливались принимать никаких решений без прямого одобрения своего монарха. А пока Карл XII оставался на далекой чужбине, возможностей действовать конструктивно у Швеции почти не было>{22}.[1] Вот почему Страффорд не без оснований заметил в разговоре с Пальмквистом, что полезнее всего для Швеции будет возвращение короля или передача им далеко идущих полномочий одному из регентов в Стокгольме>{23}. Здесь британский посланник коснулся больной точки. Именно в это время, когда все зависело от способности шведов к решительным действиям, государственный аппарат был парализован отсутствием монарха. И поскольку передавать оставшимся в Стокгольме правителям всю полноту власти Карл не желал, принимать решения оказалось невозможно. Пока распоряжения короля преодолевали расстояние между Швецией и Турцией, ситуация — политическая и военная — успевала измениться. О том, чтобы играть на опережение, не могло быть речи, но даже в своих реакциях на уже произошедшее шведы безнадежно запаздывали.