Северной войны. При таких условиях правительство Швеции, разумеется, ни на какие уступки голландцам в торговле не пошло. Страна отчаянно боролась за существование, казна была пуста, и о предоставлении щедрых коммерческих льгот иностранцам даже думать было нечего.
Провал голландской дипломатии после 1714 г. и в Швеции, и в России был связан, конечно, также с уменьшением международного престижа Республики после долгой войны за испанское наследство и не очень выгодного для голландцев Утрехтского мира. Было ясно, что после этого Гаага не захочет, да и не сможет принимать на себя какие-либо обязательства на международной арене. Страна стояла на пороге банкротства. Если бы дело обстояло иначе, если бы Республика, как это случалось на протяжении почти всего XVII века, по-прежнему готова была без колебаний прибегать к вооруженному вмешательству для защиты своих интересов, то Швеция и Россия вели бы себя гораздо осмотрительнее, когда речь шла о чувствительных для голландцев вопросах.
По окончании Северной войны дипломатия Республики стремилась заключить и с русскими, и со шведами торговый договор. Ни в Петербурге, ни в Стокгольме из этого ничего не вышло. Причина проста: в обмен на возможные льготы для своих купцов Голландия не предложила ничего существенного. Так, англичане добились в Швеции благоприятных условий торговли, оказав шведам в 1719 г. на Балтике военное содействие. Эти выгодные условия для британских коммерсантов сохранились и после Ништадского мира. Тревога шведов за безопасность их страны была и после 1721 г. настолько велика, что их новым главным союзником стал ни кто иной как русский царь, который при этом сделал уступку былым противникам в вопросе о торговых пошлинах. Республика же в лице Рюмпфа только просила, а взамен ничего не предлагала. Как раньше с Петром, голландцы возложили все свои надежды на симпатии к их стране, которые питал шведский король Фредрик I. Но и здесь их ждало разочарование. Успеха можно было бы достичь, если бы Генеральные штаты в обмен на экономические выгоды пошли на политические уступки. Однако, как уже говорилось, это не вписывалось в новую стратегию Республики: как можно меньше идти на риск. В Петербурге резиденту Виллему де Вилде не удалось и приступить к серьезным переговорам. Голландские купцы в России предпочитали сами обсуждать свои дела с российскими властями. Это ясно показывало, что думали даже голландцы о вялой дипломатии собственного государства.
В целом политику Республики в отношении Швеции и России можно охарактеризовать словами «слишком мало и слишком поздно». Разочарования, вызванные в Голландии условиями Утрехтского мира, и опустевшая казна сбили правящие круги страны с курса, привели их в растерянность. Внутренние разногласия по поводу того, что делать в изменившейся международно-политической ситуации, довершили дело. Мог бы принести пользу какой-нибудь важный жест доброй воли, например, назначение в Петербург чрезвычайного посла. Это значило бы принять во внимание чувства царя Петра, который больше всего остального хотел, чтобы на Западе с ним всерьез считались. Однако по традиции Генеральные штаты направляли к русскому самодержцу не посла, а дипломата низкого ранга и не готовы были пересматривать сложившуюся практику. Позднее же «Высокомочные» долго — дольше всех — тянули с признанием императорского титула Петра. Все это были крупные психологические просчеты, свидетельствовавшие о том, что в Гааге тогда еще не в полной мере осознали произошедшие на севере и востоке Европы перемены. Времена значительного влияния голландцев в этой части мира окончательно ушли в прошлое.