Ожидая известий от разведчиков Никитина, бригада остановилась в Новом Селе. Февральское утро было вьюжным. Мела поземка. Тяжелые серые тучи низко плыли над деревней, чуть не задевая стоявшие на опушке сосны.
Во время завтрака комиссар Пестовского отряда Сергей Николаевич Белозеров разговорился с хлопотливой и радушной хозяйкой дома Настасьей Петровной. Она не только от чистого сердца угощала остановившихся у нее партизан, но и чинила их прохудившуюся местами одежду, стирала белье. Это была еще одна из многих замечательных советских женщин-патриоток, которые в трудных условиях вражеской оккупации не склонили головы; чем могли помогали народным мстителям, вредили гитлеровцам, срывали некоторые их оккупационные мероприятия.
— Как ваше житье-бытье здесь, Настасья Петровна? — как бы невзначай спросил Белозеров, пытаясь вызвать ее на доверительный разговор.
— Уж и не спрашивайте, Сергей Николаевич! До того тошно под ярмом, что сил, кажется, не хватает… Понаедут, анафемы, в деревню, сгонят крестьян в сарай, будто скотину, и охрану выставят. А сами по избам шастают — вверх дном все переворачивают, под метелку очищают — и харч, и одежонку получше, даже ходики со стен сымают… Чуть что — пулю тебе в лоб или красного петуха под крышу запустят. Словом, страху нагоняют, в страхе держат… А тут еще слух прошел: мол, для учету аль регистрации какой бирки будут на шею вешать. С номером. Воистину за людей нас не считают — за скотину. А уж налогами обкладывают — спасу нет. За собаку и кошку, за изгородь и печку, за крыльцо и, поговаривают, будто к трубе на крыше подбираются…
— А вы что ж?
— Дюжим… А добро припрятываем. Теперь у нас так: плох тот хозяин, коль не нашел укромного уголка, до которого фашисту-фрицу не докопаться.
— Ну а скот, к примеру? Не булавка ведь, к подолу не пристегнешь. Коровки-то небось есть, ежели нас молоком потчуете? Где ж прячете?
— Секрет крестьянский, разлюбезный Сергей Николаевич, — улыбнулась Настасья Петровна. — Да ладно уж — вам-то скажу. В лесу мы скотину поскрывали. Немец то до лесу не охоч, куста и то боится — нет ли под ним партизана! Вот мы в лесу и понаделали шалашей. В них-то и держим коров да овец. Незаметно от чужих глаз в лес и наведываемся… Недаром говорится, голь на выдумку хитра.
Как всегда, охрана партизанской стоянки была и здесь, в Новом Селе, круговой. Это обеспечивало наилучший обзор, наибольшую надежность.
Часам к одиннадцати отдых партизан был нарушен. Произошло это вот как.
На краю села, около низенькой прокопченной баньки, укрылся пулеметный расчет. Первый номер расчета Шота Гогишвили, лежа на белом, словно скатерть, снегу, поеживался: морозец не очень-то был привычен молодому грузину. Заметив это, его напарник Савельев мечтательно сказал, растягивая слова: