Птицын глазам своим не поверил, получив приказ наркома. Но вскоре успокоился и стал трезво смотреть на жизнь: попав после окончания курсов в счастливую струю, влекомый ею, он быстро возносился все выше и выше. Нужно было, пока не поздно, пускать поглубже корни в московскую землю, чтобы житейские бури не могли больше оторвать от нее.
Одно обстоятельство беспокоило главного инженера треста — неопределенность его отношений со своей секретаршей. Птицын все еще официально числился холостяком, и многочисленные, но скоротечные романы не сковывали его свободы… Не повезло ему с секретаршей: она угрожала разоблачительными заявлениями в райком партии. Однако выход, хотя и не самый желательный, нашелся. Боясь и борясь за свою феерическую карьеру, Птицын сдался перед настойчивостью женщины. Незадолго до переезда он женился. А приехав в Москву семейным человеком, получил квартиру и по настоянию оборотистой жены сразу принялся за строительство дачи.
Незаметно пролетело семь лет, спокойно прожитых за крепкой спиной начальника главка Шахова. Звезда Птицына поднялась еще выше. Она достигла зенита в ту пору, когда Шахов уехал в длительную заграничную командировку. Птицына как заместителя механически назначили начальником главка.
После возвращения Шахова из-за границы Птицын долгое время побаивался, что его попросят на прежнее место, которое он предусмотрительно держал вакантным. К его счастью, все обошлось благополучно. Шахов стал заместителем министра.
Вот тогда-то Птицын и вытребовал к себе Северцева. Нужна была рабочая лошадка. Так судьба свела их второй раз…
3
— За дружбу! — предложил Птицын и, чокнувшись с гостем, быстро опрокинул рюмку в рот, после чего крякнул и от удовольствия зажмурил глазки.
— А тебе как сердечнику коньяк не повредит?
— Мартель, ей-богу, настоящий мартель… — причмокнув, сказал Птицын. А когда вопрос Северцева дошел до его сознания сквозь некую препону, порожденную состоянием блаженной неги, добавил: — По части сердца знай: оно у меня не от вина болит. А от нашей свистопляски. — И Птицын неторопливо снова наполнил рюмки.
— Это ты о чем?
— Видишь ли, я уже десять лет как самостоятельно изучаю марксизм, но лучше всего усвоил одну диалектическую истину: все течет и изменяется. — Птицын натужно засмеялся и опрокинул в рот вторую рюмку. Кивнув головой на портрет генералиссимуса, висевший над креслом, он продолжал: — Не стало его, и начались бесконечные реорганизации. То сливали министерства, потом разливали, теперь аппарат сокращать начали, главки ликвидируем… Разрушаем, брат, то, что создавали десятилетиями, — последовало мрачное заключение.