Темные, задымленные десятками печных труб вечерние сумерки пали на склоны горы, придавили крыши неказистой деревеньки работных людей. Местный кутила-шахтмейстер, старший над здешними рудокопами, затеял санные гуляния с песнями и пьяным хохотом. Но и это не могло расшевелить мужиков, изнуренных работой в адовом подземелье горы.
Побродимы едва успели отпрянуть в сторону и прижаться к плетням – за санным поездом погналась, захлебываясь бессильным лаем, дюжина разномастных собак.
Отец Киприан решительно толкнул дверь просторной купеческой лавки. Дверь была не заперта, и побродимы, с порога перекрестясь на закопченный иконостас, приветствовали хозяина пожеланием благополучия дому и доброго достатка в торговых делах. За стойкой был сам купец – коренастый, средних лет, склонный к излишней полноте, с окладистой бородой, которая одинаково разрослась что вниз, что к плечам. Увидев незнакомых посетителей, хозяин удивленно вздернул светлые, мало различимые на широком лбу брови, крякнул, поднимаясь с табурета. Вылез из-за стойки, одернул алую сатиновую рубаху, назвался Емельяном Куркиным и подошел к монаху под благословение.
Негромко, отделяя паузами каждое слово, купец поинтересовался:
– Отколь путь держите, святой отец? Честь и место вам!
– С Волги, раб божий Емельян. Из города Самары, – ответил отец Киприан и, не в силах совладать с дразнящими запахами поджаренного сала с луком, спросил: – А не сыщется ли у тебя, сын мой, чего-нибудь горячего на ужин мне и моим побродимам? Платить, увы, нечем, просим Христовым именем.
– Так из Самары вы? – обрадовался Емельян и широко раскинул руки, словно разом хотел обнять и монаха, и Добрыню, который был выше его на целую голову, и отрока, отощавшего в дороге, не спускавшего голодных волчьих глаз с колбасных кругов, развешанных на стене рядом с копчеными окороками.
– Из Самары, – подтвердил отец Киприан. – Посланы в сибирские земли преосвященным…
Но хозяину было все едино, кем и куда послан монах и его спутники. Он живо спросил:
– Про тамошнего купца Алексея Кандамаева, мыслимо, хорошо наслышаны?
– Весьма наслышаны. Более того, трапезничать и беседу вести доводилось не единожды, его дочерей-невест пригожих грамоте малое, правда, время учил, – подтвердил степенно отец Киприан. В душе зародилась слабая надежда на гостеприимство и ночлег. Добавил, вглядевшись в лицо хозяина: – Что-то знакомое в твоем обличии, сын мой, с обликом Кандамаева. Неужто сродственники?
Добродушная улыбка широко разошлась по лицу Емельяна Куркина. Теперь он окончательно уверовал, что путники и в самом деле знали Алексея Кандамаева, который доводился ему двоюродным братом. Он пригласил нежданных гостей в жилую часть просторного рубленого дома-пятистенка с теплым пристроем, который сдавал проезжим с командами офицерам.