— Да, хорошо, — сказал задумчиво Никита, воспринимающий Евангелие с эстетической точки зрения. — Помнишь: «Если скажу вам: вот Он в пустыне, не выходите; вот Он в потаенных комнатах, не верьте». Очень хорошо, высочайшая поэзия. Ты серьезно думаешь, что Жека излечивает?
— Не думаю. Для исцеления духом нужен Дух.
— Ну а темный дух?
— Это совсем другое. Он дает забвение.
— Как?
— Возможно, блокирует какие-то участки мозга. (Сведения местного фрейдиста.)
— И ты отдал ему Поль?
Итак, второе — и главное — имя было названо. Сигара в пальцах исходила едкой струей, кажется, сжигает внутренности и горло, швырнул в траву, нет воздуха, как будто петля затягивается туже и туже (в правом приделе под балкой, и глаза глядят с бесстрастного настенного лика). Я опомнился сидящим на коленях на бережку, зачерпнул темной водицы, ополоснулся — нет, мало — окунул голову в прохладную отраду, ощутив наслаждение мгновенное и острое.
— Да, душновато, — соврал за спиной Никита с несвойственной ему деликатностью, но тут же поправился, заявив: — Зря я тебе про нее донес.
— Все правильно, Никит. — Я уселся рядом, поднял с травки гаванскую гадость, свободно затянулся. — Никого насильно не отдашь, сама захотела. Черт с ними со всеми.
— Согласен, — согласился Никита охотно. — Ты мое мнение о женщинах знаешь. Совсем о другом я хотел с тобой поговорить.
— О чем?
— О дедушкином пистолете. Кто о нем знал, кроме Жеки?
— Никто.
— Однако вспомни вечерок с шампанским. «Первый пир» — это я так назвал. Жека допытывался, где ты прячешь парабеллум, помнишь?
— Ну?
— При свидетелях. За Сашку я ручаюсь, но — племянники. Эта девочка, Лиза, ты ей доверяешь?
— В каком смысле?
— При извлечении из трупа пули можно определить пистолет.
— Из какого трупа?
— Мить, давай не будем. Ведь это просто делается: определяется круг подозреваемых — и копают. У тебя, с точки зрения органов, самый уязвимый мотив: ревность. Ты, естественно, отрицаешь. Копают дальше, докапываются до свидетелей: да, был разговор о парабеллуме, и пуля подходящего калибра. Кроме того, в пятницу ты жутко наследил, пациенты Вэлоса подтвердят: подозреваемый с остервенением искал доктора. И тут возникает одна тонкость. — Никита помолчал многозначительно. — Ты заметил, как охотно тебе давали сведения о нем? Даже осторожный Яков Маков?
— Ну?
— Они от него зависят и не чают избавиться. И они больные. Так зачем тебе лезть в эту паутину? Все уладится само собой.
— Что уладится? Убийство?
— Ты что-то имеешь против?
— А ты?
— В принципе — нет. Я идеалист, признаю Бога, признаю и сатану. Но не Христа. Он сильно навредил, придя не к людям, а к скопцам, и прямо говорит об этом. Нагорная проповедь себя не оправдала, заповеди невыполнимы, для человека противоестественны, потому Его и распяли и христианство не удалось. «Око за око» функционирует — ты имеешь право. К тому же, я понимаю, незабываемые будут ощущения, уникальные для творчества. Но — слишком дорого, пять лет (ежели защитник аффект сумеет доказать), пятнадцать лет среди ублюдков.