— Ты не он!
Джоан продолжала стоять, как вкопанная. Она пыталась что-то ответить, но не могла вспомнить, как. Как говорить.
Девочка шмыгнула носом, не спуская с нее глаз.
— Кто ты? — спросила она, с легкой тенью любопытства, ибо дети, самое благословенное племя в мире, никогда не помнят своих печалей, если можно отвлечься от них на что-то еще.
— Я… Джоан, — смогла наконец выговорить Джоан, и звук ее собственного голоса неприятно резанул по ушам.
Глаза девочки слегка расширились.
— До'хан! — она вдруг улыбнулась, и, не взирая на все законы здравого смысла и правила человеческих взаимоотношений, не знакомые всем детям до поры до времени, взяла Джоан за руку и потянула. — Идем, До'хан!
И именно этот жест, жест радости и доверия, искренний и бесхитростный в своей простоте, пробил все заслоны, выросшие вокруг души Джоан, в своем молчании и отрешенности почти ставшей душой дракона. Ее лицо вдруг страшно исказилось, она упала на колени — и разрыдалась.
Девочку звали Кэйя.
* * *
Приплывшие мужчины отнеслись к случившемуся с подобающим их полу и ремеслу добросовестным равнодушием. Девушка, чудом спасшаяся с потонувшего несколько дней назад корабля, выглядела так, как и положено выглядеть человеку в этом случае — изможденной, худой, молчаливой — и довольно бестолковой. Она говорила неохотно, можно сказать, не говорила вообще, а если и выдавливала из себя полслова, то только и исключительно с Кэйей. Способ связи был не самый надежный, так как Кэйя и сама владела всего несколькими десятками слов, но общаться с кем-либо еще Джоан категорически отказывалась. Она просто смотрела на спрашивающего такими глазами, что у того слова застревали в горле, и он тут же звал на помощь Кэйю.
Девочка, безусловно, была щедро вознаграждена за свою должность парламентера и переводчика. Каждый вечер Джоан вручала ей очередную игрушку, вырезанную из плавника, в количестве разбросанного по берегу. Игрушки были сделаны с любовью и искусством — никто в деревне никогда раньше не видел такой работы. Сначала на поделки странной девушки смотрели с удивлением — пока одной из женщин не пришло в голову, что из этого можно извлечь всеобщую пользу. Однажды утром она пришла к дому, где приютили Джоан, и попросила ее вырезать нательный оберег — небольшую рыбку, чешуя которой должна была складываться в имя человека, который его носил. Такие обереги носили все рыбаки — невзирая на то, что люди тонули вне зависимости от того, был у них оберег или нет, — но никто в деревне не владел искусством резьбы, равно как и искусством письма, и за оберегами приходилось ездить в соседнее село на ярмарку. Женщина объяснила это все молчаливой Джоан. Та долго только смотрела в ответ, так долго, что женщина уже почти совсем убедилась в том, что девушка действительно ненормальная. Она сердито вздохнула и хотела уже уходить, когда Джоан тихо, с видимым трудом спросила: