— Не накликай и на наш дом беду, Невена, — сказала одна из соседок. — Капитан весь наш род изничтожит за такие дела…
Мама вернулась приунывшей, но плохого о соседях не сказала, только опустилась без сил на сундук.
В те дни я думал только об одном: как спасти книги, альбомы с почтовыми марками и еще кое-что из вещей отца? И в конце концов придумал: сложил их в жестяные бидоны из-под керосина и однажды вечером, когда никто не видел, зарыл их во дворе. До сих пор храню эти книги и альбомы как святыню. Каждое прикосновение к пожелтевшим страницам — безмолвная встреча с отцом.
Наш дом подожгли 26 февраля. Около полуночи к нам ворвался целый взвод жандармов во главе с капитаном, и нас, полуодетых, вытолкали на улицу. В наброшенном на плечи старом белом покрывале бабушка Вана стояла среди нас как библейская святая. Только библейского смирения ей не хватало.
— Турки меня чуть не зарубили саблями, поджигали дом, но я их пережила! — крикнула она капитану я закатала рукав. — Видишь этот шрам? Это след от турецкого ятагана… И вот дождалась: теперь мой дом поджигают болгары!
— Молчи, старая! — огрызнулся капитан, видно, для того, чтобы показать свою власть.
Нас повели в школу. От холода у меня окоченели руки и ноги. Тут около нашего дома началась стрельба. Потом село задрожало от взрыва гранат. Над верхней улицей заколыхалось зарево пожара. Может, поэтому я вдруг перестал чувствовать холод. На Климентовом мосту бабушка Вана остановилась, обернулась назад и сказала:
— Дома можно построить, но жизнь не возвратишь… Молитесь, чтобы остались в живых Ангел и Илия…
Нас заперли в школе. Она была уже набита до отказа, но каждую ночь хватали и привозили новых арестованных. Капитан видел, что людей уже некуда девать, и решил отпустить детей. Он собрал нас в комнате директора, где устроил себе кабинет, внимательно посмотрел на каждого, расспросил о том о сем и сказал, что теперь мы свободны.
— Каждый день будете приходить сюда и регистрироваться, — приказал он. — Кто не придет, того посажу на электрический стул… Как паук сгорит…
Я и сейчас недоумеваю, зачем мы, дети, каждый день ходили регистрироваться? Куда мы могли деться, что могли сделать?
На следующий день из села выслали всех арестованных стариков, женщин и детей постарше. Разбросали их по разным глухим селам.
А по пятам партизанского отряда шла многотысячная армия жандармов. В Катранджийском ущелье, у Камеры, на вершине Еклен и вдоль берегов Вычи наши отцы предпринимали отчаянные попытки вырваться из кольца окружения, чтобы добраться до оттаявшей земли, которая скрыла бы их следы. И не проходило дня, чтобы мы не узнавали о новых расстрелах, о гибели то одного, то другого.