Он закрыл глаза. Сердце стучало у него в ушах.
Кто-то притворно кашлянул.
— Дилдо! — Хихиканье.
Еще кто-то закашлял.
— Дилдо!
Снова смех.
В толпе послышалось сердитое шиканье учителей и Лидии с Трэвисом. У Дилла внутри все сжалось.
Директор Лоуренс осторожно отодвинул его от микрофона и объявил:
— Так, ладно, еще одна подобная выходка — и мы досрочно завершим конкурс, после чего каждый из присутствующих напишет десять страниц о манерах, понятно? Прошу прощения, мистер Эрли.
Дилл снова занял место у микрофона.
— Сейчас я исполню песню, которую сам написал.
Его голос эхом прокатился по аудитории. Он не узнал его. Голос был очень громкий. Он ждал, что кто-то снова засмеется или закричит «Дилдо». Но нет, воцарилась полная тишина, что было едва ли не хуже.
Он не мог вспомнить, как играть на гитаре, как класть руки на струны, забыл слова собственной песни.
Подняв глаза, он встретил взгляд Лидии. Он был полон… чего? Чего-то нового, чего он никогда прежде не замечал. Он не мог подобрать этому названия, но оно придало ему сил. Кроваво-черные пятна в глазах исчезли, и презрительная толпа под ним превратилась в безликую массу. Сердце стало выбивать другой ритм.
* * *
На мгновение он снова оказался в церковном хоре. Он стоит со своей гитарой, они все играют и играют. Прихожане начинают передавать друг другу смертоносных змей. Его отец подходит к нему с медноголовой змеей. Дилл перестает играть. Отец улыбается и осторожно протягивает ему змею. Он принимает ее из отцовских рук. Она холодная, скользкая и сухая. Она пульсирует у него в ладонях. Его вера сильна. Змея не открывает пасть. Она не может ему навредить. Дилл смотрит ей в лицо.
* * *
Дилл сделал глубокий вдох и начал петь. Он пел так, словно на него снизошли Святой Дух и очистительный огонь. Он слышал, как звуки гитары и его голос отдаются эхом в аудитории. За время выступления он всего раз открыл глаза — чтобы удостовериться в том, что Лидия все еще на него смотрит. Она смотрела, и в ее взгляде было еще больше этого неведомого чего-то. Зал под ним казался размытым пятном.
Дилл закончил, и последние ноты его песни умолкли в тишине. За этим последовали редкие вежливые аплодисменты и настоящая овация вскочивших с мест Лидии и Трэвиса. Вероятно, это не та реакция, которой удостаивают победителя, но никто хотя бы не выкрикивает оскорблений в мой адрес. И, к счастью, все закончилось. Дилл убрал гитару в чехол и ушел со сцены, едва услышав, как директор Лоуренс произнес в микрофон:
— Что ж, это была отличная песня. Спасибо, Диллард. Следующий у нас…