Но Гитлер знал эту правду.
Стоя перед Гитлером, генерал Хубе поймет… И вспомнит август… Свои слова. Ему покажется: не будь сказано этих слов, получилось бы все по-другому.
А может, погибель началась с его приказа перейти к обороне… Но отдать под артиллерийский расстрел всю дивизию генерал Хубе не мог.
Генерал фон Виттерсгейм принял радиограмму:
«Вижу Волгу. Веду тяжелый бой с артиллерией противника. Мои танки горят. Я вынужден перейти к обороне».
Командир корпуса скомкал донесение: неужто?
Все было именно так: и Сталинград в огне, и кровь на тротуарах, и призывные заводские гудки…
Танки в двух километрах.
В проходных раздавали бутылки с горючей смесью. Кузнец Леонтьев зыркал страшными глазами из-под грязных окровавленных бинтов, кидал в текучую толпу:
— У Рынка́! За Сухой Мечеткой! От нашего отряда не осталось никого. Ребята-а!..
До Сухой Мечетки, до немцев, рукой подать — вон, за Бахчевным бугром.
— Чугунолитейный, подходи! Кузнечный!..
— Где парторг кузнечного?
— Подходи!
* * *
Костя Добрынин и Клава узнали обо всем позже других.
Утром они пошли к деду на бахчи. Не сговариваясь пошли. На работу — в третью смену, весь день можно быть вместе.
Кажется, впервые Костя увидел, что глаза у Клавы синие-синие, а волосы цвета спелой пшеницы — теплые, нежные…
Костя испугался. Он впервые испугался войны. Немцы налетают на город каждый день и обязательно кого-то убивают. Могут убить Клаву…
В ту минуту Костя не думал больше ни о ком. Все другие могут сами. А Клаву надо защищать и уберечь. Только он может…
Под навесом, у шалаша, ели арбуз, смотрели, как кружатся в воздушном бою самолеты. И вчера были воздушные бои, и позавчера… Привыкли.
Только сегодня самолетов было очень много.
Потом они рвали по бахчам паслен. Присаживались на корточки возле запыленного кустика, обсыпанного черными ягодками… Взглядывали друг на друга.
Костя чувствовал, как его заливает холодом. Чуть слышно выговорил:
— Клава…
Все поплыло в тихом кружении. Только лицо Клавы осталось неподвижным. Глаза налиты ужасом.
— Клава, — чуть слышно повторил Костя, — Клавочка.
И вдруг увидел, как по ее щекам скользнули, сбежали слезинки, оставили ровный проследок.
Земля и небо стали на место.
Костя понял вдруг, что Клава плачет от хорошего. Ему сделалось удивительно легко, как не было еще никогда: Клава рядом. И ничего больше не надо.
Они смотрели друг на друга и молчали. Две дорожки на щеках у Клавы высохли, а на ресницах все еще трепетали росинки счастливых слез.
Костя улыбнулся:
— Утрись.
Но Клава не подняла руки:
— Я видела сегодня страшный сон…