— Костя, — прошептала она, — ты меня не прогоняй.
Смеркалось. Опять зататакал, заговорил пулемет. Только теперь уже другим голосом.
Костя увидел человека… Тот шел по бахчам, прямо к шалашу. Нагибался, срывал арбуз, разбивал о колено. И подносил к лицу. Словно нюхал. Потом бросал.
Шел, срывал и бросал.
Он что, сумасшедший?
Случалось, заводские ребята приходили на бахчи подурачиться, подразнить сторожа. Но такого не бывало.
— Эй ты, что делаешь? — крикнул дед.
Человек опять нагнулся, сорвал еще. Расколол…
— Ах ты, скотина, — рассердился дед. И потянулся за берданкой. Патрон был в кармане, заряжен солью.
— Эй! — крикнул он еще раз и выстрелил.
В ответ полыхнула пулеметная очередь. Метнулись огненные светлячки трассирующих пуль.
Костя увидел еще одного человека. И еще… Они бежали к шалашу.
Дед лежал ничком, распластал руки.
— А-а-а… — Клава бросилась к нему, припала… Вскочила, попятилась назад: — Костя-а-а!..
Сбоку, от маленькой кладушки сухих арбузных плетей, крикнули:
— Ложись!
Костя увидел своего солдата. Тот полз, волочил забинтованные ноги. За спиной была винтовка, он оглядывался, кричал:
— Ложись! Немцы!
И принялся стаскивать винтовку. Костя перебежал к нему, дохнул нетерпением:
— Дай мне!
Солдат протянул винтовку и подсумок с патронами:
— От всего дивизиона… Один я…
Костя крикнул Клаве:
— Беги в партком! Чтобы шли сюда, все до единого!..
Клава бросилась к нему, обхватила, прижалась:
— Я боюсь!
— Уходи, — сказал он. — По лощине, бегом. Ну!..
Снял, сбросил ее руки. Клацнул затвором — вложил обойму.
Оглянулся: Клавы не было. Дымное облако за Мечеткой, кровяная полоска заката… И чужие солдаты. Упер, потверже поставил локти…
Он вдруг почувствовал, что — может. Не подпустит. И не уйдет. Нажал на спуск неторопливо, мягко, как нажимал много раз, в тире и на стрельбище… В плечо толкнуло знакомо, привычно. А человек впереди упал. Как будто закатная синяя степь проглотила его.
Схватывал на мушку темные силуэты, нажимал на спуск и опять выцеливал.
Ему показалось вдруг, что стреляет давно — час, а может, два… Немцы появлялись, пропадали и все никак не могли дойти. Услышал винтовочные выстрелы справа и слева, услышал тугую пулеметную строчку, увидел все тот же закат…
Старик лежал мертвый. Раненый артиллерист тоже не шевелился. Но стреляли свои. Увидел, как перебежал с винтовкой наперевес человек в кепке, с закатанными выше локтя рукавами… «Наши! — радостно удивился Костя. — Заводские».
Он видел край синего неба, столб черного дыма и мертвого деда Максима. Решил: «Ушла Клава. Хорошо».
В голове распухало недоумение: «Как же так — немцы?»