Но плацдарм был, и рота, сколько бы ни осталось от нее, была. Она удерживала клочок земли метров триста по берегу и столько же в глубину. Но ни старший лейтенант Веригин, ни рядовой Мишка Грехов не знали точно, сколько они занимают, много ли осталось в живых…
Рота переправилась с ходу, вместе с отступающими немцами. В синих задымленных сумерках старший лейтенант Веригин стоял по пояс в воде, кричал сорванным голосом:
— Вперед! Вперед!
И совсем рядом:
— Зольдатен!..
Потом плыл, отфыркивал воду и трезво, злобно думал, что сейчас будет рукопашная. Рядом кто-то барахтается, тонет…
— Держи-ись! — кричит Веригин. — Держись!
Каски справа, каски слева, впереди…
— Нихт шиссен, нихт шиссен!..
Немец рядом, до него два-три взмаха. Андрей отфыркнул воду раз, другой… А немец пропал. Кто-то с придыхом, тяжело матерится, кидает широкие саженки и, ладя под них, ворочает голову… А вон двое, точно слепились… Плывут, что-то волочат. Должно, станину пулемета. И пулеметчика угадал… Но все, что было справа, слева, вдруг отлетело. Осталось только то, что впереди: из воды вырастали, бежали к берегу свои и чужие, вооруженные и безоружные, сбивались в кучи, но тут же шарахались друг от друга, падали, оставались на воде, точно решили вдруг, что на этом вот месте лучше, чем на сухом.
Навстречу щелкали пистолетные выстрелы, торопился, сыпал искряную метель пулемет.
Веригин бежал и стрелял. И кричал. Но не слышал ни своего голоса, ни выстрелов, ни взрывов гранат. Он не слышал ничего в отдельности, потому что крики людей, ругань, тупые хрясткие удары — все перепуталось; то вязалось в тугой клубок, то распадалось; рядом затихало, чтобы в ту же минуту взорваться, закипеть с новой силой.
Андрей стрелял в упор. И в него стреляли. Но почему-то оставался жив, кем-то командовал, приказывал… Споткнулся, упал и прямо над собой услышал:
— Бей! Ребята-а!..
Солдаты свалились в немецкие окопы, и в крутой, двошащей мешанине, в хрипе и воплях Андрей Веригин решил, что дальше идти не надо — некому будет держаться.
То ли приказал Веригин, то ли каждый понял, догадался, что удерживать отвоеванный клочок земли будут на этой линии, а может, не осталось человеческих сил выползти из окопов и опять бежать навстречу пулеметам — но только дальше никто не тронулся.
И затихло вроде… Но Веригин знал: сейчас немцы пойдут.
В небо взлетели разноцветные ракеты, потом еще, а над рекой, над левым берегом повисли «фонари», и сделалось светло и жутко.
Ясно — противник не дает подойти к реке основным силам.
Рядом возились двое. Вполголоса матерились, устанавливали пулемет.