– Очень. Я впервые уехал из Мэриленда. Наверное, я все еще в списке студентов. А может, уже отчислен, не знаю.
Теперь это, думаю, неважно. Родители не хотели, чтобы я уезжал. Говорили, меня ограбят, стоит мне выйти на улицу.
– И оказались правы?
– В каком-то смысле. Чем занимаетесь вы? Работаете в больнице?
– Нет, я волонтер.
– А в остальное время что делаете?
– Ничего особенного. По-моему, я превращаюсь в домохозяйку пятидесятых годов. У меня нет рабочей визы, поэтому трудоустроиться официально я не могу, но несколько вечеров в неделю подрабатываю в соседнем баре. Мой друг получает хорошие деньги, и я вроде как сижу на его шее. Потому и стал волонтером. Хочется сделать что-нибудь доброе.
– Вы гей? – спросил Филип.
– Да. А вы?
– Да. Иначе как, по-вашему, я здесь очутился?
– Но не потому, что вы гей. Это не причина.
– Как раз причина.
– Нет. В этом отделении полно натуралов.
– Именно что причина, – упорствовал Филип.
Я взял стул и подсел к его кровати. Болезнь изуродовала его лицо и тело, но я видел, что раньше он был очень симпатичный. Темные волосы, сейчас под ноль стриженные, хорошо сочетались с синевой глаз, яркость которых недуг, как ни старался, не смог загасить.
– Помнишь, как в Рождество мы пошли кататься на санках с горы? – спросил Филип. – Ты сказал, если держаться крепко, не упадешь, а сам свалился и растянул лодыжку. Мама меня отругала и на неделю оставила без прогулок, помнишь?
– Это был не я, – мягко сказал я. – Наверное, вы говорите о вашем брате?
Филип вгляделся в меня и, нахмурившись, отвернулся:
– Да, я принял вас за Джеймса. Вы же не Джеймс?
– Нет, я Сирил.
– На холоде лодыжка все еще ноет?
– Нет, совсем зажила.
– Хорошо.
Вошла медсестра. Не глядя на нас, проверила показания монитора, заменила пакет в капельнице и ушла. На прикроватной тумбочке стопкой лежали книги – «Шум и ярость», «Правила виноделов»[51].
– Вы серьезный читатель, – сказал я.
– Конечно, я же изучаю литературу.
– Сами пишете, как Игнац?
– Нет, я хотел стать учителем. И сейчас хочу.
– Кажется, Энн Тайлер живет в Балтиморе? (Филип кивнул.) Кое-что я у нее читал. Мне очень понравилось.
– Один раз я ее видел, – сказал Филип. – Школьником я подрабатывал в книжном магазине. Она зашла что-нибудь купить в подарок на Рождество, и меня просто в жар бросило, до того я ее боготворил.
Я улыбнулся, а потом с ужасом заметил, что лицо его в слезах.
– Извините, – сказал Филип. – Вам лучше уйти. Незачем смотреть, как я выставляю себя дураком.
– Все в порядке. Никем вы себя не выставляете. Я даже представить не могу, каково вам. Может… – Я помешкал, сомневаясь, стоит ли спрашивать. – Не хотите рассказать, как вы здесь очутились?