– Еще немного, – сказала она. – Еще немного – и все кончится.
– В голове каша, – продолжал я. – Я не помню, что там, наверху. О чем ни подумаю – все в какую-то ерунду превращается.
– А о чем ты думаешь?
– О Масатоми Кондо, Рёко Накано и Цутому Ямадзаки.[76]
– Забудь, – сказала она. – Не думай ни о чем. Еще немного – и я тебя отсюда вытащу.
И я решил ни о чем не думать. И как только перестал думать, сразу понял, что на мне – холодные мокрые штаны. Все тело била мелкая дрожь, в рану на животе вернулась тупая боль. Но несмотря на озноб, мочевой пузырь, как ни странно, меня совсем не тревожил. Когда я мочился в последний раз? Я обшарил память до последнего уголка, но не вспомнил даже этого.
По крайней мере, после того как я спустился под землю, этого не случалось ни разу. А до того? До того я вел машину. Съел гамбургер, потом разглядывал парочку в «скайлайне». А до того? До того я спал. Пришла толстушка и разбудила меня. Сходил ли я тогда в туалет? Кажется, нет. Она собрала меня, как чемодан, и вытащила из дому, так что на сортирные подвиги времени не оставалось. А что было еще раньше, я помнил уже совсем смутно. Кажется, ходил к врачу. Он зашивал мне рану. Что это был за врач? Не помню. Какой-то доктор в белом халате зашивал мне рану чуть ниже пупка. Мочился ли я перед этим?
Не помню.
Наверное, нет. Если бы я это сделал, я бы запомнил, как выглядит моя рана. Не помню – значит, скорее всего, не мочился. Выходит, я уже очень давно не ходил по малой нужде. Сколько часов?
Я подумал о времени – и в голове началась чехарда, как в курятнике на рассвете. Сколько я уже не мочился? Двадцать восемь часов? Тридцать два? Куда делась моя моча? Все это время я пил – и пиво, и колу, и виски. Что случилось с жидкостью в моем организме?
Да нет же. В больницу я ходил позавчера. А вчера вроде было что-то совсем другое. Что же именно, я понятия не имел.
«Вчера» – просто размытое нелепое пятно. Гигантская луковица, которая напиталась всей этой жидкостью и разбухла до невероятных размеров. Где что находится, куда надавить так, чтобы что-нибудь вышло, – ни малейшего представления.
Самые разные вещи и события то приближались ко мне, то опять уносились, как на карусели. Когда мне вспороли живот? До или после этого я сидел за стойкой кофейни в утреннем супермаркете? Когда я мочился? И какого дьявола я столько об этом думаю?
– Вот она! – объявила толстушка и схватила меня за локоть. – Канализация! Это выход.
Я выкинул мысли о моче из головы и уставился, куда показывали. В стене перед нами зияло квадратное отверстие мусоропровода. При желании туда мог протиснуться человек.