— И он забрал у тебя карточку?
— Нет, таких прав у него не было. Но он позвал начальника столовой и спросил, по какому праву здесь обедает гражданское лицо. И потребовал, чтоб у меня отобрали карточку.
— А генералы?
— Тех генералов, с которыми я раньше разговаривал, не было, да и что они могли? Они командовали там, на фронтах, а здесь распоряжался начальник столовой.
Мишка еще больше нахмурился — от обиды за своих генералов.
— Дело не в обедах. Хотелось мне еще с ними встретиться, очень хорошие были люди…
Он замолчал, предаваясь воспоминаниям. Хорошие были люди… На восемь дней ему хватило хороших людей и всего лишь на два дня не хватило.
Я стоял у памятника Воронцову, читая там, где ничего не написано.
— Что вы там читаете, молодой человек?
Спрашивал старик. Я тоже не был молодым человеком.
— Да так, ничего.
— Вот и я ничего. Ничего не написано, а я читаю. Вас интересует, что именно я читаю? Я читаю то, что сам написал.
— И что же вы написали?
— Ничего особенного. Можно было придумать лучше, но я написал только несколько слов: «Марта, ключ у Нухимзонов». В тот момент было важно, чтобы она взяла ключ у Нухимзонов, потому что иначе она бы не попала домой.
— Марта?
— Да. Марта. Это имя моей жены. Почему это вас удивляет?
— Видите ли… Мы здесь тоже писали Марте. На этом памятнике.
— Кто это — вы?
— Трое мальчиков. Это было еще до войны. Мы написали вот здесь: «Марта, мы тебя любим».
— Все трое?
— Ну да. Мы тогда учились в четвертом классе. Мы и дружили между собой потому, что все вместе любили эту девочку.
— В четвертом классе это возможно. И она прочитала ваше объяснение?
— Нет, наверно. Да и откуда она могла знать, что это мы ей написали? Но для нас это было неважно. Важно было написать. — Я улыбнулся: — Это было серьезней, чем то, что ключ у каких-то там Нухимзонов.
— Конечно, конечно. Если б не то, что я уходил на фронт. Мы должны были встретиться, но я ее не дождался. Даже проститься не успел…
— Извините… — Мы оба были смущены. Один Воронцов держался невозмутимо.
— За что извинить вас, молодой человек?
— Глупо все это — наши ребяческие забавы…
— Разве ж это забавы? Это любовь.
— Какая там любовь! В четвертом-то классе!
Я изо всех сил старался стереть нашу надпись и оставить только его: «Марта, ключ у Нухимзонов». Но ничего ни стереть, ни оставить было нельзя, обе надписи давным-давно не существовали.
— Но по крайней мере то, что вы живы, говорит о том, что вы в конце концов встретились?
— Нет, не встретились. Сначала я не дождался, а потом она не дождалась.
— Извините…
— Вот так бывает всегда: извиняются не те, которые должны извиняться… Если б хоть я написал ей то, что написали вы…