– Когда Глэсс разрешит мне поехать с Гейблом? – шептал я.
На лбу у Палейко горела бледно-розовая звезда – маленький осколок кристалла. Мне казалось, что она вспыхивала, когда вечно холодный фарфоровый человечек отвечал: «Когда придет время, мой маленький бледнолицый друг, когда придет время».
Я выбрал Гейбла себе в отцы. Причем отцом он мне казался таким, какого всегда хотелось иметь, – отцом, который бы не только брал на руки, защищая и утешая, но и вел жизнь, полную удивительных приключений, против которых блекли бы даже самые смелые мои мечты. Особенно страстно я любил его рассказы. Когда он говорил о том, как бороздит моря и океаны, его слова оживали в моих глазах, и я чувствовал, как шатается палуба у меня под ногами, как солнце печет мою кожу или как яростные шторма разрывают надвое небо над головой, как тонкий шелковый платок. Когда Гейбл вновь покидал нас, я целыми днями не мог найти себе места, проводил пальцем по привезенному им кораллу, с закрытыми глазами слизывал соль с высушенных морских коньков и мечтал о том, как отправляюсь в плавание вместе с ним. Сколько бы я ни спрашивал Глэсс, когда же наконец разрешит мне отправиться с ним, она прислушивалась к чему-то внутри себя и через какое-то время отвечала: «Еще не время».
Летом кухня Визибла напоминает подводный мир необычайно большого аквариума. Плющ, стучащий в оконное стекло, окрашивает солнечный свет в зеленые тона, так что, открывая дверь, непроизвольно задерживаешь дыхание.
Глэсс стоит у плиты, второпях мешая что-то на сковородке. В воздухе пахнет яичницей на жареном сале. Отсюда мне видна только ее спина и наскоро убранные светлые волосы.
– Ты что там колдуешь?
– А на что это похоже, как ты думаешь? Первый учебный день, как-никак. Пытаюсь быть образцово-показательной матерью.
– Мне кажется, ты опоздала лет так на семнадцать.
– Спасибо, дарлинг, – оборачивается она. – Диана завтракать будет? Ей тоже яичницу – или, может, мюсли?
– Никогда еще в своей жизни она не ела яичницу, – отвечаю я, усаживаясь за внушительных размеров старый стол, занимающий весь центр комнаты. – Впрочем, мюсли не ела тоже. Не могу себе представить, чем она питается, если питается чем-нибудь вообще.
– Телевизор надо меньше смотреть, – парирует Глэсс, отскребая от сковороды остатки яйца. – В американских сериалах сплошь и рядом одни анорексички, самая толстая из которых весит тридцать пять кило, да и то половина приходится на силиконовые сиськи. Иногда мне кажется, что все население Калифорнии состоит в организации по борьбе с потреблением продуктов.