Обернувшись, Алера наступила на ногу Элаю, который с места не сдвинулся. Он смотрел на Террибара взглядом умирающего кота, который означал, что эльф готовился сказать что-то, о чем смолчать нельзя, но говорить ужасно не хочется.
– Я не знаю насчет всех голодных. Но в Мирах теперь много живности, да и фрукты в лесах не везде отошли. Если у вас в Мошуке достаточно тупых подлетков, и если вы не боитесь, что за порталами их сожрет неведомая дрянь с большим клювом…
Террибар уставился на эльфа.
– Плохая придумка, – вполголоса заметил Тахар. – Дети будут отвлекаться, забывать, заигрываться, да и вообще по дороге передумают и убегут в поля гулять. Над тупыми подлетками надо ставить дозорных с лозинами, но взрослые через портал не пройдут, так что…
Наместник хлопнул ладонями по столу, привлекая к себе внимание, и почти весело спросил:
– А что я могу сделать, чтобы вам троим захотелось послужить на благо города?
* * *
Оль был до того сердит и раздосадован, что уехал из города на несколько дней – в ближайшую деревню, где жила его мать. После окончания учебы Оль нарочно попросился гласником в эти края, чтобы быть поближе к дому, и тогда он думал, что будет навещать родную деревню часто. На деле же долг гласного мага перед целым городом оставлял мало времени для того, чтобы отдавать другие долги.
Но сегодня, злой на бессовестного наместника, на тугоумного Хона, на косые взгляды горожан на улицах, Оль ощущал, как тяжесть ответственности на его плечах становится все меньше и меньше.
Вначале он просто хотел прокатиться, подумать, и даже не вспомнил, что на тракте может быть опасно. Взял в общинной конюшне лошадку, да и поехал куда глаза глядят. В пути заново переживал свою обиду, так и сяк ее поворачивал, придумывал слова, которыми все это гадство можно назвать. Сердито фыркал, и лошадка подергивала ушами, словно соглашалась с ним и сочувствовала, а трусящая рядом Мавка ободряюще взмахивала хвостом.
Потом Оль обнаружил себя проехавшим половину дороги до материной деревни – покидая Мошук, он даже не заметил, через какие ворота выехал. Оказывается, через южные.
Дорога была неширокой, едва двум телегам разминуться. По краям ее шевелились стебли отцветшего клевера, чуткими усиками ловили колючий осенний ветерок. Далеко впереди по лугу бродило несколько рыжих пятен – деревенский пастух догуливал на последней травке небольшое коровье стадо.
На этой пыльной дороге, в прохладной осенней неизбежности Олю стало вдруг тоскливо как никогда прежде. Нестерпимо захотелось домой, к матери. И не взрослым сыном, что из любви вперемешку с долгом навещает старушку, а маленьким мальчиком – отчаянно рвануться к человеку, способному спрятать его от холодного колкого мира, от всего защитить, навсегда защитить, не пустить ни невзгод, ни печалей через кольцо теплых рук.