Империя. Цинхай (AlmaZa) - страница 89

Одиннадцатый промелькнул назойливым вихрем, двенадцатый достал разговорами о своей новой купленной машине, чью панель управления поглаживал беспрестанно, когда подвозил Николь к дому, и они прощались. До того завязли на зубах хвалы его лошадям под капотом, что до сих пор ещё мутило от этого жеребца. И вот, после полугодовалого затворничества наедине с братьями и сестрами, Николь высунула нос обратно в мир, устав листать журналы, смотреть сериалы, выпивать с подругами, приходящими к ней, покрывать матом и злословием весь противоположный пол. И сердце её заколотилось в тринадцатый раз. Очень удачное число, очень… Сандо мог уже ничего не делать вообще, потому что Николь раздражалась от одного предвкушения очередного раздражения. Она знала, что всё обречено на провал, что ей не угодит и этот, что он такой же тупорылый и недогадливый, как все, что он наверняка имеет за душой какой-нибудь жуткий недостаток, какую-нибудь привычку, от которой её вот-вот начнёт воротить. Но он был наёмником, как когда-то Николас, он был выдержанным и непробиваемым, как Николас, он был жутко сексуальным, как Николас. И у него вообще никаких привычек не было!

Николь упала на подушку лицом и, хотя не плача навзрыд, пролила пару гневных истерических слёз. Он не придёт, и она возненавидит его ещё сильнее, и плавно эта ненависть, как и все прежние разы, перейдёт в остывание страсти, а потом и невозможность терпеть Сандо рядом. Некоторые из её «бывших» искренне считали, что позлить девушку — это прикольно, так разгорается огонь, и она становится дикой и зажигательной. Чёрта-с два, если Николь злилась один раз — это ещё ничего, но если она злилась раз за разом, то постепенно всё перегорало и сил чувствовать что-то хорошее к человеку не оставалось. Оставалось равнодушие и обида. За то, что её, несносную и безумную, никак не могут понять.


Сандо лежал и не хотел смотреть на время. По договорённости через тайные и зашифрованные записки с Дами об очередном проникновении в её спальню, Джин ушёл. Их смена закончилась в час, госпожа Лау должна была захотеть прогуляться до террасы, якобы не в силах уснуть без мужа, волнуясь за него. Марк и Джексон ушли сопровождать её подышать ночным воздухом, пока любовник пробирался в альков, запретный для вторжения. Но ведомы ли влюблённым запреты? Судя по тому, что уже прошло не менее получаса, а никакого крика не поднялось, всё совершилось гладко. Была ли здесь Николь, пока они додежуривали свои последние часы? Знала ли она, что они заняты? Ждёт ли она его теперь? Сандо не выдержал и повернул лицо. Близится к двум. Пойти к ней? Он ведь сказал, что явится сам для отвода глаз. Красиво ли нарушить слово? Нет. Да только разве это было слово? Так, брошенная отговорка. Да он и не знал толком, где её спальня, хотя наёмнику сориентироваться и вычислить — пятиминутная задачка. И всё-таки, ждёт ли Николь? Если ждёт, то ужасно не хотелось без причины заставлять её думать, будто он не держит обещаний, а если она не приняла это всерьёз, то заявиться к ней довольно глупо. Чем он рискует, если сходит и проверит? Тем, что девчонка надумает себе лишнего? Пусть надумывает, главное, что это по факту не так. Она ему безразлична. Разве что физиология откликается на естественные потребности, но не оскопить же себя Сандо должен, чтобы стать совсем непроницаемым? Он сел, поставив локти на колени и подложив под подбородок правый кулак. «А если она ждёт, я приду, она решится потрахаться, начнёт требовать её… отыметь, а она девственница, а я не хочу быть у неё первым, мне придётся отступить? Мне придётся капитулировать? Лучше не идти тогда, — размышлял Сандо, — лучше отсидеться, да, она может прийти сама, злой мегерой жалуясь, что я нарушил обещание, но так у нас с ней хотя бы не дойдёт ни до чего. А если пойду сам… зачем я туда вообще пойду, если не собираюсь потрахаться? Девственница, она девочка, какой бы оторвой и придурошной не была. А я не только наёмник, но и золотой, я не буду вскрывать невинную киску только потому, что можно. Я несу ответственность за свои поступки, а за Николь я нести ответственность не хочу. Она не беззащитна и не одинока, у неё есть Николас. Я нужен более обделенным». Сандо завалился на подушку, обратно, закрыв веки.