— Мама, здесь тебе жарко, полезем в окно! — спохватилась я наконец.
— Почему? А где же бабушка? Где же ключи?
Я объяснила маме, каково наше с ней положение.
— Я тебя подсажу, мамочка, тут ведь невысоко, — уговаривала я, думая, что маму, как и всех взрослых, пугает перспектива такого необычного проникновения в дом.
Но мама только вздохнула.
— Ну, или пан, или пропал! — сказала она, подтянулась на руках и очутилась в комнате.
Ребят не было видно, а Полкан сразу бросился со своими ласками к маме, а заодно уж и ко мне. Но я его быстренько подсадила на подоконник, и он, спрыгнув, начал радостно носиться по двору — надоело ему с непривычки в комнате. Мама сбросила запыленную обувь и села, наслаждаясь прохладой. Она меня принялась расспрашивать о домашних делах, но я все время чувствовала шорохи со всех сторон и беспокойно озиралась.
— Что с тобой? — удивилась мама.
И тут из-под кровати раздался сердитый голос Юрки:
— Пусти меня, мне надоело в гостях, пусти!
И сначала высунулись из-под длинного пикейного одеяла Юркины маленькие пятки, а потом и вся его крохотная фигурка стала выплывать задом наперед, пока не показался стриженый затылок. Мама от неожиданности даже рот открыла. Но самое главное — все остальные сочли Юркин громкий возглас за сигнал отбоя, и из всех щелей полезли мои гости: Галя, Валя, Володька, Фая, Глаша. Они робко и вежливо здоровались с мамой:
— Здравствуйте, тетя Лена! — и теснились у окна.
Мама так смеялась при каждом новом появлении, как будто никогда в жизни не видела ничего более приятного и смешного. Постепенно все тоже осмелели, а Юрка полез даже было к маме на колени, но она спохватилась, что надо смывать с себя пыль и переодеваться. Тут все попрыгали из окна, а Эмилия Оттовна, которая, оказывается, со своего крылечка давно наблюдала все происшествия в нашем доме и видела, каким путем мама проникла в комнату, очень громко и ядовито произнесла:
— Нынешние дамы не хуже уличных мальчишек лазят в окна! — и хлопнула своей дверью.
Володька-Лунатик и Валя развели мангалку, натаскали в котел воды. Мама пока плескалась под умывальником, смывая верхний слой пыли с лица и рук. А я сосредоточенно шевелила губами. Злость на Эмилию Оттовну на какое-то время даже заглушила волну ликования, вызванную маминым появлением. Я забыла всякие запреты. Я схватилась за мамин портфельчик, вытащила оттуда листочек бумаги, с одной стороны исписанный, и написала на нем крупными нетерпеливыми буквами:
Эмилия Оттовна,
Вы, наверное, идиотовна.
Если мама устала с дороги,
Для чего ей стоять на пороге?