Все обернулись к нему и заранее на лицах злой огонек от сознания своей бесправности стал сменяться веселым.
— Что тебе?
— Да вот не сочту: одна да одна сколько будет?
— Ну, будет два.
— Два. А у меня выходит один.
— Как же так? — смеются дети.
— Сложите одну порцию рисовой каши, да еще одну порцию, что скажем, например, за место фасоли. Сколько получится? У меня выходит один уполовник. Такую порцию мы получали здоровые, когда не няни, а мы сами ходили на кухню за ужином.
— Та, та, та, та! Вот где каша то зарыта!
— А я видал на кухне, что там полбака остается после ужина белой каши, — опять вмешался в разговор Иванов.
— Куда же она девается? — спрашивает его кто-то.
— Неизвестно, куда девается.
— Нынче за ужином попала тебе в рот, — засмеялся тихий Ваня Петров.
— Зато фасоль неизвестно куда девалась, — с'язвил Ваня Батраков.
— Нет, ребята — со вздохом заключил он, и в этом его вздохе почувствовалось все бесправие голодного ребенка, попавшего в руки чужих людей, не желающих и не умеющих войти в его душу: — что уж нам толковать. Слава Богу, что от голоду то не дохнем. Давайте ка лучше спать.
Дети замолчали и все скоро заснули.
Заснула и дежурная няня.
Холерный барак. В бараке лежит несколько женщин, отнюдь не из голодающих губерний (холерные вибрионы не любят голодных. Они предпочитают сытых, кто, как, в былине «Идолище Поганое», ежедневно по семи пудов мяса кушает, по семи ведер сырой воды выпивает. И селедкой закусывают).
Стон слышится из палаты. Что такое? Умирает?
— Да, — равнодушно отвечает няня.
— Когда привезли?
— Да вот, часа полтора назад. Из приемного покоя все умирать сюда приносят. Уж добро бы хороша была. А то и часа не проживет. Уж кровью пошла. Вот погляди.
Фельдшер равнодушно идет к столу, берет учебник химии и отправляется в дежурную комнату. Он студент, и ему завтра нужно держать экзамен. А потому и слышится из-за стены в промежуток между оханьем и стонами, как в «Вий» Гоголя:
Бу, бу, бу, бу, бу.
Вдруг — какое то движение у входной двери.
Няня догадывается:
— Ну, еще принесли! — с досадой говорит она и идет встречать.
Действительно, на носилках принесли еще одного больного.
— Куда класть? — спрашивают санитарки, остановившиеся с носилками в корридоре.
Им в ответ раздается:
— Бу, бу, бу, бу, бу.
Няня осведомляется: кто?
— Мальчишка какой то.
— Ну, мальчишку, значит, неси вот сюда, будет мужская палата. Уж там лежит один.
Выкладывают на койку. Уходят.
Содержимое оказывается на столько тощим, на столько сухим, что прямо годится на живой скелет. Руки как палки, одни кости. Суставы кажутся возвышениями вершины Монблана. Так они выделяются на общей ровной плоскости. Ребра все можно считать из другой комнаты. Глаза, как две ямы.