У него перехватило дыхание, он вспомнил ту ночь на залитой мраком набережной, когда беспросветная тоска захлестнула его душу, но возникшая из тьмы Ишрак приказала ему быть мужчиной и не предаваться отчаянию. Многие тогда пытались ободрить его, но слова их пропали втуне, а ее он послушался.
– Она владела мечом, – продолжал он. – Стреляла из лука. Говорила на нескольких языках. Она была ученым, трезвомыслящим философом, но однажды полезла в полночь на крышу, чтобы спасти застрявшего там котенка.
Он замолчал и вдруг произнес – тихо, недоверчиво – слова, которые давно хотел произнести, слова, которые оглушили его, как удар грома:
– Я люблю ее. Все это время я любил ее и даже не подозревал об этом.
– Поздновато спохватился.
Признания юного послушника не тронули черствое сердце лорда Варгартена.
– Да, – понурился Лука. – И в этом я тоже не преуспел.
Тишина, гнетущая и огромная, как и признание Луки, заполнила комнату.
– Пока первую любовь не потеряешь, ее и не распознаешь, – выказал сочувствие лорд, никогда никого в жизни не любивший. – В общем, да будет Господь к ней милосерден. Уверен, что не хочешь отправиться со мной в замок? Там безопасно.
Лука упрямо затряс головой.
– Как скажешь. – Лорду было безразлично. – Доброй ночи.
Он вышел из комнаты. Послышались жалобные стенания лестницы, прогибавшейся под тяжелой поступью лорда, грохот хлопнувшей двери, и – тишина. Нигде не раздавалось ни звука – ни в комнате, ни в таверне, ни в городе. Лишь вдалеке ухала сова.
Лука погладил Ишрак по щеке. Обжигающий холод пронзил его ладонь – казалось, сердце ее прекращает биться и тепло жизни покидает ее юное тело. На цыпочках в комнату проскользнул брат Пьетро, ведя за собой священника с кувшинчиком елея для последнего помазания – таинства, совершаемого только над умирающими.
– Пора? – спросил брат Пьетро, не отрывая глаз от юной красавицы, такой холодной, такой недвижимой.
– Пора, – ответил Лука, у которого сердце так и разрывалось от горя. – Но думаю, не надо ее соборовать. Вряд ли бы она этого хотела.
Брат Пьетро в ужасе отшатнулся.
– Но как же отпущение грехов?
Лука вскинул голову.
– Брат, я не знаю, какую веру она исповедовала. Ни разу не видел я, чтобы она молилась или взывала к какому-либо Богу. Я хочу воздать ей должное и проявить уважение перед ликом смерти вне зависимости от того, во что она верила. Думаю, нельзя творить над ней обряд последнего помазания, не спросив на то ее разрешения. Давайте просто помолимся о ней.
– Она была еретичкой? – всполошился священник. – Она и одета как магометанка.