– Все! Построение… Кхем! Общий сбор через полчаса у сельсовета, то есть здесь же. При себе иметь лопаты, кирки или носилки…
Высокий казак в порванной рубахе стоял посреди сельской площади под надзором трех красноармейцев, слизывая сукровицу с левого уголка разбитой губы. Рыжий чуб прилип ко лбу, и потому многим издали казалось, что голова бывшего сотника Зотова в крови. Мужики топтались вокруг конвоя, до хруста в пальцах сжимая лопаты, – человека, который спас от голода всю деревню, расстреливать собираются, как будто сами не знают, что такое голод, как будто сами не ловили людоедов, торгующих детьми на убой. Красноармейцы озирались, словно загнанные собаками зайцы, пот катился по их лицам, липкими струйками тек по худым спинам.
– Здорово, Илья! – крикнул издали Спиридон Ляпунов. – О! А ты уж и без сапог! Неужто красноармейцы щи с них сварганили? Да и то – скажи спасибо, ноги не обгрызли.
Народ дружно грохнул смехом. Зотов улыбнулся, кровь вновь потекла по подбородку.
– А то! – ответил он бузиле. – Пролетариат пролетал так низенько-низенько, и поцупыв!
Смех грохнул с новой силой.
– Ну, ты! – вспыхнул праведным гневом красноармеец Захин, поднимая трехлинейку с пристегнутым штыком, опасаясь и казаков, и командира. Первых много, и сотника они в обиду не дадут. Второй – не погладит по головке, если Захин допустит разговоры с арестантом и насмешки над гегемоном мировой революции.
– Ну, я, – усмехаясь, ответил Илья, и красноармеец совсем скис.
С мраморных ступеней сельсовета спустились Гориматенко, председатель и агитатор. Смешки стихли, народ насупился, ожидая очередного распоряжения. Но ничего особенного не произошло.
Троица села в подъехавшую тачанку, в которую впрягли конфискованных у того же Зотова крепких лошадок, мужики взвалили на плечи лопаты да кирки. Начальство поехало впереди, за ним потопал конвой с арестантом, следом поплелись бывшие казаки, а теперь колхозники.
К полудню обошли курган с северной стороны по краю Шпаревой балки и по берегу пересохшего Балкина озера – засуха даже родники высосала, – поднялись на пологий склон холма, созданного древним, почти забытым народом.
Дойти – дошли, а что дальше делать – непонятно. Ком-отряда озадачился: расчет на то, что на кургане будет видна яма, из которой казаки брали золотишко, не оправдался. Невысокий холм, ткни лопатой – звенит, будто в кирпичную стену ударили. Копай с любого края, а с какого сокровища лежат – поди сыщи. От семейства Шпарей осталась одна вдова помещика – умалишенная старуха Жузель Аидовна, которую селяне именовали Чернавкой. Ходила она во всем черном и постоянно бормотала под нос что-то неразборчивое. И уж все почти забыли, что родом она из Франции и зовут ее Агата. Видимо, по причине такой забывчивости новая власть не тронула Аидовну.