Представьте себе металлическую миску, увеличенную в размерах до… среднестатистического броненосца. Покройте ее покатой палубой, водрузите в центре пару тонких «самоварных» труб и цилиндрическую башенку, из которой тускло таращатся на белый свет два жерла коротких тяжких пушек. Все. «Портрет готов».
Андреевский флаг на коротком гафеле неопровержимо свидетельствовал о том, что это абсурдное создание смеет причислять себя к боевым кораблям российского флота. Петр Великий в гробу перевернулся, не иначе!..
…Художник в сердцах сплюнул с балкона в заросли шаровидной туи под окнами, закурил трубку и пошел прочь – в комнаты. Вдохновение испарилось начисто, растворенное поганым дымом из злосчастных труб.
Имя художника было Айвазовский. А «предмет», столь глубоко оскорбивший эстетические чувства живописца, звался «Новгород» и числился в списках российского военного флота в статусе броненосца береговой обороны.
Легенда? Возможно. Айвазовский далеко не всегда творил с натуры и даже говорил, что «не обязательно видеть воду для того, чтобы ее написать»…
Так будем же считать, что здесь легенда заканчивается. И начинается история удивительного корабля, создание которого могла позволить себе, пожалуй, только матушка-Россия.
2
Царствовал в ту пору в России император Александр II. И не зря именуют времена между пятидесятыми и семидесятыми годами XIX века «золотой эрой стальной механики». В области военно-морских вооружений прогресс был поистине революционным. Паровые двигатели. Массовый переход от гребного колеса к винту. «Бомбические» нарезные пушки. Слоеная сталежелезная броня на бортах…
Уходила в прошлое эпоха. Угасал в шелесте архивных страниц тугой шум парусов. Лишь на страницах приключенческих романов оставалось место изящным корсарам с их деревянными корпусами, стрельбой калеными круглыми ядрами да яркими победами, одержанными в лихих абордажных атаках…
Век стали, пара и электричества беспощадно избавлялся от романтиков минувших эпох, отправлял в отставку адмиралов «войн в кружевах», сотнями списывал на слом парусники.
Где-нибудь в сокрытом туманами Плимуте или Эдинбурге, на свинцовой воде открытого рейда, боцмана еще подавали с кормы самого сильного парусного фрегата пеньковый конец чумазому колесному пароходу. И безрангоутный уродец пачкал дымом небеса, шлепал плицами по воде, гудел, урчал, пыхтел, силясь выволочь против ветра и волны само великое время.
Парусник сопротивлялся, дергал буксир, вывешивал лиселя, хитрыми циркуляциями и рывками «под ветер» защищал свое вековое право на жизнь. Отстаивал славные времена Нельсона и Ушакова…