— Я убью тебя, — одними губами, почти неслышно, шепчет она.
Я медленно расстегиваю и стаскиваю через голову давно не нужную огнеупорную куртку с тяжелыми пластинами, покорно развожу руки. Убивай. Я уже понимаю, что она не станет этого делать, хотя действительно очень хочет. Мне все равно.
Ее губы дрожат, но она их сразу поджимает. Нож тоже дрожит и падает к ногам.
— Ты ее любишь? — сейчас голос звучит громче, но кажется совершенно чужим, безжизненным, не похожим на прежнюю Леську.
— Да, — говорю я.
Она вздрагивает, дергается и снова резко бьет меня по щеке. И тут же сама вскрикивает от боли. В темных глазах выступают слезы. Очень хочется ей что-то сказать, но слов не найти.
— Как ты мог! — всхлипывает она. Подбородок дрожит, дорожки горячих слез на щеках, от дикой гордой кошки нет и следа.
— Прости. Я обманул… предал тебя. Я сам хотел в это поверить, я старался… Но если бы я там назвал тебя, то обманул бы еще больше.
Кровь с разбитой губы капает мне на рубашку. Я не чувствую этой боли…
Леська поворачивается и уходит. Стиснув зубы, оттерев с глаз слезы, гордо вскинув голову, с прямой спиной.
Вот и все.
А у меня еще год. Целый год до следующей осени, до следующего праздника. Год надежды и год жизни.
* * *
Старый патефон играет Марсельезу. Шипит нещадно, я с трудом разбираю слова.
— Не надо… — тихо говорит Данка, пока я натягиваю костюм. — Еще не поздно, выбери другую.
Я мотаю головой.
— Не могу.
Криворукий грозно шикает, разговаривать сейчас не положено.
Целый год я старался завоевать ее сердце, что только не делал, что только не говорил, какие только подарки не дарил. Но не вышло. Сначала в ее словах я слышал лишь усмешку, потом сожаление и даже жалость, потом раздражение. Она не позволит себя догнать. Она не смотрит ни на кого, ей никто не нужен. Яруш плюнул, сегодня он назовет другую, и будет счастлив.
А я не могу.
У Ивэна и Аньки родился мальчик, и полугода со свадьбы не прошло. На все косые взгляды они лишь улыбаются и пожимают плечами — да, так не положено, но какое это имеет значение?
Леська тоже недолго оставалась одна, девка она красивая, вон, одна грудь чего стоит…
— Тебе ее не догнать, — тихо говорит Криворукий.
Я лишь фыркаю в ответ. Ну и что? Свой выбор я сделал уже давно.
— Назовите имя! — торжественно объявляет вождь.
— Данка! — кричу я.
* * *
Старый патефон шипит что-то неразборчиво, Марсельезу наверное, что же еще… выбор у нас не большой.
Сегодня я это сделаю! Обязательно сделаю.
В этом году я больше не тратил времени на всякие глупости, не пытался ей понравится — что толку. Весь этот год я бегал. Каждый день, а точнее даже каждую ночь. Кое-как удалось уговорить Криворукого одолжить мне защитный костюм, чтобы привыкнуть к нагрузке. Первое время все тело болело, утром встать не мог… потом привык. Бегал от дома до оврага, вокруг деревни, до дома Криворукого, что в стороне у леса, по лесу до самого Волчьего Мыса… Потом и этого мне показалось мало, стал вешать на спину мешок с камнями, докладывать все больше и больше.