Он закурил, повеселел и, выпустив огромный клуб серого дыма, коротко рассмеялся: он понял, что весь этот тщательно подготовленный разговор с руководителем сельхозартели Галевицы теперь полетит ко всем чертям, ему стало вдруг абсолютно наплевать на все, что здесь происходило до его приезда. Стоило ему увидеть, как из домика выходит Катажина, и он уже твердо знал, что он сейчас сделает и скажет.
— Что случилось? — спросил Михал, заступая ей путь к машине.
— Ничего страшного, — сказала она, обращаясь скорее к провожавшей ее старой заплаканной женщине, — муж этой гражданки покалечился топором. Да вы не беспокойтесь, через две недели он сможет работать. Это страшно выглядит, но такие раны быстро заживают.
— Я в этом не разбираюсь, — сказал Михал.
— Странно, — рассмеялась она. — В нашей стране чуть не каждый человек дает профессиональные медицинские советы.
— Это у вас сегодня последняя поездка? — спросил он, взглянув на часы.
— Да, а почему вы спрашиваете? — удивилась она.
— Тогда отошлите машину, вернемся на моей. — Он указал рукой на голубую «Варшаву».
— Это что, подвох? — Катажина лукаво взглянула на него.
— Да, подвох! Хочу заставить вас погулять по парку, — ответил он, подхватывая ее тон. — Согласны?
— Ну что ж, рискну, — кивнула она, но тут же стала серьезной, словно предчувствуя, что эта, третья встреча, в обстановке столь отличной от предыдущих, может стать началом чего-то тревожного и в то же время магически притягательного.
Парк был огромный, одичавший и скорее напоминал большой лес, задумчивый и серьезный, с темными котловинами, куда проникали редкие лучи света, и небольшими полянами с высокой, некошеной травой.
После первых слов шутливого препирательства — этого старого как мир способа заполнить пустоту, когда двум людям нечего сказать друг другу или они по каким-то причинам не хотят этого сделать, Катажина задумалась. Михал тоже молчал, играя веткой орешника. И хотя именно он уговорил ее пойти погулять, сейчас, разглядывая ее профиль, он испытывал какое-то странное стеснение, — он, который привык говорить с сотнями людей и умел во время дискуссий положить на обе лопатки неглупых и серьезных оппонентов, он, хладнокровно отвечавший на самые коварные и провокационные вопросы, теперь молчал, не в силах выдавить из себя ни слова.
— Зачем вы сюда приехали? — спросила она, когда они на минуту остановились на краю поляны.
— Снова поиграть в праведника.
— Это доставляет вам удовольствие?
— Пожалуй, нет, — ответил он после некоторого колебания. — Пожалуй, нет, — повторил он более решительно.