— А вам никогда не хотелось сделать что-нибудь такое, чего от вас никто не ждал? Такое, что не пришло бы в голову даже самому большому фантазеру?
— Пожалуй, нет. — Он улыбнулся скорее своим мыслям, чем ее словам. — Но сейчас хочется, — добавил он вдруг с отчаянной решимостью.
— Ой, расскажите! Помираю от любопытства!
— Поцеловать тебя.
Он медленно взял ее за руку и, прежде чем она успела что-нибудь сказать или возразить, обнял ее и крепко прижал к себе. А потом, заглянув в ее глаза и не заметив в них сопротивления, а лишь знакомый по далекому воспоминанию неяркий свет в расширенных зрачках, жадно накрыл ее губы своими.
— И что теперь будет? — спросила она, а губы ее слегка задрожали.
— Не знаю, — искренне сказал он и погрузил лицо в ее волосы, вдыхая их запах, все крепче обнимая ее молодое, горячее тело, обессиленное внезапно нахлынувшим волнением, испытывая парализующий страх и одновременно какую-то слабенькую еще надежду на возрождение давно забытых чувств.
Теперь гулкое эхо, звучащее в темноте, заставляет его вспомнить ту ночь, в поезде, стук колес, скрежет тормозов на остановках, сноп лунного света, падающий из окна на проход между скамейками и позволяющий видеть ноги измученных, впавших в глубокую дрему пассажиров. Только один человек, сидящий в самом углу у окна, еще не сомкнул глаз: Михалу Горчину не спится. Перед его мысленным взором проходит картина за картиной — голубое море, золотые пляжи, зелень прибрежных лесов, подступивших к самому краю крутого обрыва, — все то, что он знает только из ее письма, длинного и пылкого, прозвучавшего как призыв приехать в эту далекую рыбацкую деревушку на берегу Балтийского моря. И хотя решение было принято им раньше, эта ночь в поезде была полна напряженного размышления, поиска какого-то оправдания этого решения, поскольку все было против него. Однако утром, когда поезд, облегченно посапывая, останавливается на конечной станции, все приобретает другие очертания. Утро отодвигает в сторону мысли, цепкие, как пауки, возрождает в нем человека, который вновь способен жить сегодняшним днем и наслаждаться им, радостно бежать навстречу Катажине. Совсем другой Катажине, похожей на девочку, в длинных брюках из белого материала и зеленой блузке с большим декольте на загорелой спине. Михал обнаруживает в ее глазах какой-то новый блеск, по-видимому, это море так действует на нее, море, запах которого носится в воздухе.
В этот день, уже в полдень, прошел большой дождь. И до самого вечера небо напоминало седой, всклокоченный кожух. Так что они провели день в своей комнате, маленькой, тесной, но обставленной всем необходимым, а что самое главное — с окном, выходившим на край лиственного леса или, скорее, прямо в лес, который подходил к самому окну, отчего вокруг пахло смолой и прохладой. Однако они предпочитали смотреть на потолок, где, как им казалось, отражаются их обнаженные тела, безудержно и безрассудно впитывавшие в себя друг друга.