— Да, можно сказать, да, — ответил Юрген, сделав небрежный жест.
— С ума можно сойти! — сказал Люттоян. — Вот это да! Об этом даже громко не скажешь — Плюкхан в гробу перевернется. А родители твои? Отец твой что, пивом торгует или он адвокат?
— Ничего подобного. Он на железной дороге работает, сцепщиком.
Хитренько подмигнув правым глазом, Люттоян сказал:
— Нешуточное дело это. Тебе, значит, теперь учиться и учиться. В высшей школе, значит? Надо же!
— Ну что вы, дедушка Люттоян, — сказал Юрген. Здесь же моря никакого нет…
Бог с тобой! Стыдно тебе смеяться над стариком. А завтра мы с тобой с утра к Тидеману пойдем.
Рано утром, в шесть часов, день был еще совсем свежий, словно новенький. Ангелы из сферы обслуживания — чистка, стирка, поливка улиц — за ночь развесили довольно большое количество росинок на траве. Птицы в этот час выступали со своими лучшими номерами.
Юрген, еще не очень проснувшись, обходил дом Люттояна, столь остроумно защищенный от наводнений. Диван в чистой комнате под полкой с семью книгами «Всадник на белом коне» был, конечно, больше приспособлен для сидения, чем для спанья, но сниться Юргену все равно ничего не снилось. Он-то думал, что ему обязательно что-нибудь приснится. Должно быть, с годами человек видит все меньше снов. Когда Юрген был маленьким, то ему казалось, что он всегда видит что-нибудь во сне.
Престарелый пес с трудом выбрался из конуры: надо же поглядеть, не утащили ли за ночь дом и все хозяйственные постройки.
— Иди, иди в дом! — крикнул Люттоян из кухонного окна. — Яичню жарю. Три яйца хватит?
Потом они довольно быстро заклеили камеру, смонтировали и поставили колесо. Люттоян еще спросил, выдержит ли такой стальной конь его, Люттояна? И Юрген настоятельно упрашивал его попытать счастья.
— Нет, лучше не надо, — сказал Люттоян и даже отошел на шаг. Он еще посоветовал Юргену до смерти не убиваться, защитный шлем завести. Голова, мол, человеку нужна очень.
У Тидемана все еще торчали уши, как на старом снимке. Но вообще-то казалось, что он стал меньше. Голова была обтянута голой кожей и еле держалась на тоненькой шее. Воротник рубашки был слишком велик…
— Привел вот к тебе, — сказал Люттоян. — По всем предметам пять. Погляди на него! В жизни такого больше не увидишь.
Тидеман сказал:
— Здравствуйте!
И кого бы ни привели к Тидеману в дом — чемпиона мира по стоклеточным шашкам, мастера-плиточника или мальчишку, у которого одни пятерки, — прежде всего надо сказать «здравствуйте».
Ах, Тидеман, Тидеман! Хоть ты и украл два джутовых мешка и был первым учеником по родной речи, просидел ты всю жизнь сиднем в своей комнатушке, все ждал, когда зайдут люди, жаждущие знаний. А они так и не пришли! Только один раз Тидеман покинул свой дом, и сразу же ему руку отстрелили. И вот теперь он первый человек насчет «здравствуйте». Люттояну больше повезло: он собственноручно соорудил усеченную пирамиду, так славно защитившую дом от наводнений. А сколько канав вдоль и поперек лугов проложил? И смотрителем был. Правда, моря не было. Так сказать, без моря смотритель. Ох уж эти Тидеманы, Люттояны и Плюкханы! Могут они человеку настроение испортить. Главное-то, оказывается, в том, что само по себе в жизни ничего не дается. А с другой стороны, как ты ни старайся, тютелька в тютельку по-твоему не получается. А если…