– И ты хозяйка этой красоты!
Девочка встала и повернулась к нему.
– Да! – гордо сказала она. – Дядя, а вы к кому?
– Папа проснулся? – спросил Полищук, наклоняясь ниже и диву даваясь, какие у нее ясные, светлые глаза.
Нежный цветок, а не девчонка. Любимое дитя, сразу видно! Он был неплохим физиономистом – работа таким сделала! – и точно знал: поговорка о том, что глаза – зеркало души, применима не только ко взрослым!
– Позови его, пожалуйста.
– Хорошо, – кивнула девочка. – А вы подержите Любушку!
Протянула ему куклу. Полищук так растерялся, что взял ее.
Лиля убежала.
Полищук осторожно потрогал фарфоровое личико с закрытыми глазами и длинными шелковыми ресницами. Смешнее всего, что он в первый раз в жизни держал в руках куклу. У него рос сын, а мальчишки, как правило, в куклы не играют.
Ну что ж, все надо в жизни испытать! Полищук засмеялся и щелкнул куклу по крошечному фарфоровому носику.
Синие эмалевые глазки закрылись и открылись.
– Пум! – сказал Полищук и снова засмеялся.
В общем-то, было чему радоваться, и дело не только в этой кукле и в этих лилиях, которые словно обволакивали его своим сладостным ароматом…
– Дядя, они уже идут! – прибежала Лиля и осторожно забрала у Полищука куклу. – Спасибо вам за Любушку!
И опять присела к своим цветам.
«Лилии!» – подумал Полищук и улыбнулся.
– Мирон! – окликнули его, и лицо приняло серьезное выражение.
Это был голос Шульгина. Конечно, Полищук знал, что тот нашел приют в доме Говорова. Храбрый человек этот Говоров, ничего не скажешь…
Полищук поднялся, обернулся.
Шульгин изменился – совсем здоровым выглядит! А вот у Говорова вид замученный… Неурядицы на службе? Или дома?
Впрочем, это не касается Полищука. У него совсем другие дела!
– Здорово, – протянул ему руку Говоров. – Чего-то стряслось?
– В Москве арестован Берия, – сообщил Полищук.
– Берию… арестовали? – повторил Шульгин полушепотом, словно не мог решиться произнести вслух слова, за которые запросто мог бы стать к стенке еще вчера.
– Как? – ошеломленно спросил Говоров. – Это точно?
– Враг Коммунистической партии и советского народа, – процитировал Полищук слова из секретного документа, который ночью был получен в отделениях МГБ по всей стране. – Ужасный перерожденец и старый агент мусаватистской разведки[4].
– Ёшкин кот… – выдохнул Шульгин, а Говоров пробормотал:
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
У них был вид людей, которых крепко ударили по лбу. Полищук вспомнил, что у него было такое же ощущение, когда он читал шифровку из Москвы.
Вдруг его кто-то дернул за руку. Это была Лиля.
– А скажите, зачем дядю арестовали? – жалобно воскликнула она. – У нас в учебнике его портрет есть! Он хороший!