Шульгину было и странно, и смешно: раньше его узнавали на улице, здоровались наперебой… Сейчас он словно бы шапку-невидимку на себя надел. Этим веселым девчатам и в голову не приходит, кто их хромоногий попутчик!
Вот и ладненько!
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой!..
Шульгин был в таком блаженном состоянии от забытого ощущения свободы, что едва не проехал нужный поворот.
Вскочил, забарабанил в крышу кабины.
Грузовик остановился.
– Ну, спасибо, товарищи женщины! – весело поблагодарил Шульгин.
– Погоди-ка! – вдруг сказала самая старшая из девушек, которая всю дорогу исподтишка поглядывала на Шульгина, но помалкивала. Она выдвинула из-под скамейки молочный бидон, сняла крышку и нырнула туда кружкой, которую достала из кошелки. Полную кружку протянула Шульгину. – Вот, попей. На поправление здоровья. А то одни кости!
– Были бы кости, а мясо нарастет, – отшутился Шульгин, которого слегка пошатывало от слабости и голода.
Может быть, девушка его узнала?.. А может, просто пожалела доходягу? Да неважно… От запаха молока кружилась голова.
– Да это первое дело – мясо на кости нарастить! – хохотали вокруг.
– Это точно!
Шульгин выпил молоко быстрыми, жадными глотками и неловко перебрался через борт. Ему подали сверху «сидор» и палку.
Стоило грузовику тронуться, как девушки снова запели. Шульгин помахал им вслед и неспешно захромал по обочине.
Он был голоден, измучен, все тело зудело от грязи, но никогда, казалось, не дышалось ему легче и свободней, никогда не чувствовал он себя лучше, чем сейчас, когда подходил к дому, к этому дому, где жил его друг, спасший ему жизнь… рискнув при этом своей.
– Эй, кто в тереме живет? – заорал Шульгин, толкнув палкой калитку и шагая к крыльцу.
Распахнулась дверь. Говоров замер на пороге:
– Дементий! Дементий, как же так?.. Мне сказали, тебя только пятого отпустят… Я б тебя сам встретил!
– Наверное, там хотели к празднику отчитаться, – усмехнулся Шульгин, счастливыми глазами глядя на друга. – Ну, Мишка, здорово, ёшкин кот!
Кажется, только теперь Говоров поверил, что перед ним Дементий. Схватил его в объятия, поднял, с болью осознав, как исхудал друг. Кожа да кости! Но главное – жив!
– Живой, чертяка! Живой! А весу-то в тебе не больше трех пудов осталось. Главное, что кости целы.
– Ну, почти целы, – криво усмехнулся Шульгин. – А мясо нарастет, как женщины говорят. Они знают.
Говоров не мог оторвать от него взгляда. Он помнил это лицо изуродованным до неузнаваемости: лепешки разбитых губ, кровоподтеки, заплывший глаз…
Синяки сошли. Наверное, Дементия с тех пор не били.