Как это ни странно, наиболее пострадал, идя под русским огнем, третий японский броненосец – «Асахи». Возможно, дело было в том, что расстояние к тому времени сократилось, а может быть, артиллеристы «Победы» и «Ретвизана» после утопления «Асамы» поймали кураж, но противник в короткое время получил четыре крупнокалиберных снаряда и почти десяток шестидюймовых. Один из них пронизал трубу японскому кораблю, значительно уменьшив тягу. Другой угодил в башню, заклинив ее.
Третий проломил броню каземата и, разорвавшись, заставил детонировать складированные рядом с пушкой снаряды и заряды. Последовавшие за этим взрывы уничтожили и два соседних орудия, а вырвавшееся на свободу пламя, казалось, испепелит весь броненосец. Тем не менее и он вышел из опасного коридора, после чего обрушил всю мощь уцелевшей артиллерии на «Победу». По оказавшемуся концевым «Микасе» огонь вели уже только «Ретвизан» с «Цесаревичем» и добились на двоих одного-единственного попадания. Более тихоходные «Полтава» и «Николай» совсем отстали, но тоже время от времени пытались достать японского концевого, ведущего перестрелку с «Ретвизаном».
– Какой у нас ход? – мрачно спросил Иессен.
– Шестнадцать узлов, – тут же ответили ему, сверившись с лагом.
– Сейчас японцы прибавят ход и начнут нас опережать.
– Надеюсь, мы успели нанести им немало повреждений, – с надеждой в голосе высказался Черкасов. – Я видел не менее трех крупнокалиберных попаданий.
– Надежда – дело хорошее, но только не похоже, чтобы японец сильно пострадал. Вон как жарит из всех стволов!
– Это так, – согласился с адмиралом великий князь, – вот только скорость прибавлять он отчего-то не торопится. Впрочем, в артиллерии у него и так преимущество.
Действительно, у японских броненосцев главный калибр был калибром в двенадцать дюймов, против десяти на большинстве русских кораблей первого отряда, и семь шестидюймовок в залпе против пяти. Не говоря уж о том, что они были лучше бронированы, а их комендоры лучше стреляли. В несколько лучшей ситуации был «Победа», ухитрившийся вывести носовую башню и половину шестидюймовок правого борта у своего соперника.
– А не слишком ли мы от Ухтомского оторвались? – проронил кто-то из офицеров.
– Князь-то как раз на «Цесаревиче» не отстал, – усмехнулся Алеша, – а вот наши старички за колонной явно не поспевают.
– Все-таки, а почему Того не прибавляет ход? – задумчиво спросил Иессен, не обращая внимания на разговоры.
Причина этого выяснилась много позднее. Как оказалось, один из русских снарядов, опровергая известную поговорку, угодил в броневую плиту, уже поврежденную «Севастополем». Будучи треснувшей, она не смогла противостоять новому удару судьбы и раскололась, причем изрядный кусок выпал в море, оставив вместо себя довольно большую пробоину. Так что теперь, когда «Микаса» разгонялся, поднятая его форштевнем вода начинала поступать внутрь корпуса броненосца. Узнав об этом, японский адмирал был вынужден сбросить ход, и противоборствующие эскадры шли практически с одной скоростью, обмениваясь друг с другом ударами. И тут русские моряки в который раз обратили внимание, что японские снаряды, производя ужасные разрушения при попадании в небронированные части кораблей, совершенно беспомощны против защиты даже умеренной толщины.