Само собой, он был очень талантлив, но в самом деле, вряд ли высокий, красивый, смуглый брюнет с орлиным носом, с огромными яркими черными глазами, с ироничным выражением худого лица, в котором было что-то бесовское, органично смотрелся бы в роли молодого (и даже немолодого!) строителя коммунизма! Лиля думала, что Арефьев опоздал родиться лет на пятьдесят, а то и больше. В моду вошел неореализм с его сдержанной манерой игры, и такому пылкому Несчастливцеву с его назойливой аффектацией в произнесении каждого слова, такому словно бы постоянно полупьяному Ваське Пеплу с его безнадежной страстностью в каждом поступке, такому оголтело-жадному Лопатину с его проповедью буржуазной морали[12] было не место на модных подмостках. А в провинции все еще процветал классический театр, так что Арефьев стал подлинным премьером ветровской сцены. Красивый, яркий, необычный – он самим своим видом привлекал публику, да тут еще и талант…
Ветровские дамы сделались вдруг страстными любительницами театра, и несколько обесценившееся слово «поклонницы» было теперь очень в ходу!
Особенно удавались Арефьеву роли в романтических пьесах, где его черные глаза могли сверкать поистине огненно и с полувзгляда поджигать сердца дамочек и девушек. Он был великолепным Сирано де Бержераком из пьесы Эдмона Ростана, Альдемаро из «Учителя танцев» Лопе де Вега, трагическим Эрнани и влюбленным Рюи Блазом, созданными Гюго (и, как ни странно, бесшабашным Дон Сезаром де Базаном из пародии Д’Эннера и Дюмуара![13]) – ну и конечно, конечно, Людовиком XIV и Генрихом III из пьес Дюма-отца…
Многие знатоки театра считали, что в «Учителе танцев» Арефьев даже превзошел очаровательного Зельдина в классической экранизации! Как правило, все его спектакли шли с аншлагами – именно благодаря вышеупомянутым поклонницам.
Спектакль «Генрих III и его двор» был уже готов к сдаче, когда вдруг вспыхнул воистину непримиримый конфликт между Арефьевым и главным режиссером. Тот считал, что Арефьев слишком уж вдарился в натурализм в изображении бурных страстей, царивших при дворах молодых и любвеобильных французских королей. Увлекающийся актер чрезмерно входил в роль и явно забывал, что в зале будут сидеть не «какие-то там придворные, а наши советские люди». В результате беспрестанных споров Герман Арефьев был снят со спектакля буквально перед черновым прогоном, а на его место введен актер Нежин – протеже Хромова.
Разумеется, Арефьев выпалил в режиссера всю обойму своего обозленного красноречия и получил предложение уйти из театра.
Лиле, кстати, нравилась трактовка Арефьева. В конце концов, Генрих Наваррский был совершенно необузданным бабником, и его внук Людовик XIV пошел по его стопам! Однако с «нашей публикой», а главное – с отделом культуры обкома партии считаться следовало, с этим не поспоришь. И вообще, за спектакль и труппу отвечает все-таки главреж…