Молчаливо согласившись с Хромовым, Лиля все же чувствовала себя неуютно. Во-первых, каждый актер имеет право на свое прочтение образа, а во-вторых, с Нежиным спектакль очень сильно проиграет…
Думая об этом, она вечером собралась домой и шла мимо гримуборной Арефьева – и запнулась, услышав его голос, полный горечи:
Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!
Лиля узнала стихотворение Блока «Балаган» – горькое, пессимистичное, написанное в одну из тягостных минут жизни поэта.
Ей стало не по себе. Толкнула дверь – и увидела Арефьева, который сидел перед зеркалом и читал «Балаган» своему двойнику, который тоже держал в руке стакан и тоже чокался с бутылкой «Плиски»[14]:
В тайник души проникла плесень,
Но надо плакать, петь, идти,
Чтоб в рай моих заморских песен
Открылись торные пути.
Арефьев и его двойник опрокинули свои стаканы до дна и недоумевающе уставились на Лилю.
– Знаете что? – сказала Лиля. – Я бы на вашем месте извинилась.
– Перед кем?! – возмутился Арефьев. – Перед этой бездарностью?.. – Это слово далось ему не с первого раза: язык пьяно заплетался. – Ни за что!
Лиля слегка нахмурилась, но не уходила.
– Надоело! – тоскливо воскликнул Арефьев. – Все надоело! И город мне ваш вот где!.. – Он стиснул себе горло сильными, длинными, необыкновенно красивыми, «музыкальными» пальцами.
Лиля хотела что-то сказать, но Арефьев перебил ее:
– Думал, приеду – буду играть! Буду безумствовать! – патетически воскликнул Арефьев, и Лиля усмехнулась. На сцене нужен актер, а не бесконтрольный сумасшедший… – Но перед кем? Что это за режиссер, который затыкает рот страстям?! И вы тоже – завлит, поддерживаете его…
Арефьев гневно уставился на Лилю, как вдруг выражение его лица стало озадаченным:
– Слушайте, а вы красивая… Правда…
Глаза его были такими изумленными, словно впервые увидели Лилю.
– Даже очень красивая. Только очень холодная! – докончил Арефьев разочарованно.
Лиля отвела глаза.
– А я видел, как вы смотрели прогон! – заговорщически усмехнулся Арефьев. – Видел! И вам нравилось, что я делал!
– Нет, – резко ответила Лиля. – Этот эпизод мне не понравился.
– Да что вы говорите! – ужаснулся Арефьев с саркастической ухмылкой. – Не может быть!
– Этот эпизод мне не понравился, – повторила она. – Он был грубый. Зато в других сценах вы сыграли замечательно!
– Да? – ухмыльнулся Арефьев. – А что же вы промолчали? Эх, вы…
Налил коньяк в стакан:
– Будешь?
– Нет! – Лиля резко качнула головой. – К тому же мы с вами – не на «ты»!
– О-хо-хо! – Арефьев шутовски поклонился, едва не свалившись со стула. – Извините, пожалуйста! А я выпью. Хоть мне и нельзя. Я запойный! – Вид у него был залихватский. – У меня торпеда зашита. Мне сказали, если я выпью, то помру. А я все равно выпью! Не первую выпью!