Божьи отпрыски. Кто первым придумал это название?
Сухейла не могла вспомнить, но знала следующее: она сама родила такого, как и практически каждая женщина в городе. Все эти потерянные младенцы… все неоплаканные. Поскольку женщины не могли их помнить, они никогда не казались реальными. Было легче представлять, что их никогда и не существовало – во всяком случае, до Освобождения, когда Азарин с остальными вернулись домой с круглыми животами – таким ужасным доказательством, что все это происходило на самом деле.
Про тех детей тоже никто никогда не упоминал, хотя они определенно были реальными и родились на свет лишь для того, чтобы попрощаться с ним.
В груди женщины расцвела неожиданная скорбь, да такая мощная, что на секунду у нее перехватило дыхание. Эти четверо молодых людей, с их скромными улыбками и лазурной кожей, придавали реальности остальным, но выставляли их не как монстров или даже богов, а просто сирот.
– Вы в порядке? – спросила Сарай, всматриваясь в свою… свою бабушку… когда та согнулась пополам от недостатка воздуха.
Лазло тут же подбежал к Сухейле и взял ее за локоть для поддержки. Рядом не было стула, но он с легкостью создал его. Тот вырос прямо из-под земли, как металлический цветок на стебле. Юноша помог женщине присесть, и остальные собрались вокруг нее.
– Я принесу воды, – крикнул Ферал, направляясь на кухню.
– Что такое, тебе плохо? – спросил Эрил-Фейн, опустившись перед матерью. Он выглядел таким обеспокоенным.
– Все нормально, – ответила она. – Не суетитесь вокруг меня.
– Дышать можешь? Сердца болят?
– В каком-то смысле, но не из-за проблем со здоровьем. Все нормально. Со мной все в порядке. – Женщина стала суровой, чтобы они ей поверили. – Это скорбь, а не сердечный приступ. Думаю, к этому времени все мы знаем, что скорбь нас не убивает.
Остальные все равно продолжили хлопотать над ней. Ферал вернулся с водой. Та оказалась слаще, чем вода в Плаче, и, попивая ее, Сухейла задумалась, с какого уголка мира она взялась – эта дождевая вода, добытая мальчиком, ворующим облака. А еще она гадала, в каком уголке мира они окажутся – эти отверженные дети, не принадлежащие никому.
– Нужно отвезти вас домой, – сказала Азарин, хотя Сухейла была всего лишь предлогом. Ей хотелось побыстрее уйти. Ее разум все время возвращался внутрь цитадели, в руку «синистер» с рядами маленьких комнат, непрерывными криками младенцев и рыданиями женщин.
Но Сухейла покачала головой.
– Пока рано. Я хотела спросить…
Может, лучше не знать, но она больше не может терпеть. Возможно, это ее последний шанс узнать правду. Сможет ли она прожить с этим вопросом остаток своих дней? Нельзя и дальше притворяться, что те дети – ее дитя – не существовали и вообще не были людьми.