— Садись, деточка. Танька! Ты скоро там? Маленькие глазки утонули в смешливых складках. Иванна пояснила громким шепотом:
— Срачка напала. Сидит вот, пыхтит, воду сливает, чтоб я, значит, не слышала. Ну, то ясно, когда ж еще ей посидеть на таком унитази.
Как приходит, так сразу мне, уй, Феодора Иванна, что-то мене живот схватило… так, и живем, сперва, значит, клозет, а потом уж маникюр. Издалека послышался шум воды. И через минуту высокая худая Татьяна вошла, церемонно кивая Марьяне. Села за маленький столик напротив кресла хозяйки и склонилась над расставленными мисочками. Поверх ее головы Иванна разглядывала гостью цепкими глазками, болтала о пустяках. Галатея повизгивала, разгрызая очередной сухарик и колотила веревочным хвостиком по бедру Марьяны — благодарила. А над хозяйкой намазанный маслом портрет, изображающий обнаженного юношу с туникой, кокетливо перекинутой через локоть, неодобрительно пялил на Марьяну выпуклые бараньи глаза с жирными белыми точками бликов.
— Твой-то как? — спросила Иванна вдруг, пристальнее вцепляясь глазками в тихое лицо Марьяны, — все бегает, все суетится? Та кивнула. Иванна хмыкнула и, поворочавшись, уселась удобнее.
Хотела что-то сказать, но покосилась сверху со своего плюшевого трона на прилизанную голову маникюрши и только вздохнула, подводя к расписному потолку накрашенные глаза. Сидеть в мягком кресле, разглядывая дурацкие картинки и слушая плавную болтовню хозяйки, которую та время от времени прерывала грозными воспитательными окриками в сторону своей цыцычки Галатеи, было удивительно хорошо. Будто старая прожженная барменша Иванна была ей любимой теткой, и переживала за нее, и знала, даже о том, чего Марьяна не говорила вслух. А может, и правда, знала. Сколько людей видела, и сколько судеб успело развернуться перед ней. Когда Татьяна закончила с маленькими ручками хозяйки, та грузно поднялась и сказала, помахивая пальцами:
— Танюша, поди на кухню, передохни, там тебе Светочка чаю сделала, с пирожеными. И пусть нальет полстаканчика красного. Не больше, а то девке палец отрежешь. Закрыв за Татьяной двери, подошла и села рядом с креслом гостьи на маленький пуфик.
— Ну? Расскажешь? Он что сделал?
— Фотий? — переспросила Марьяна и застыла, ударенная изнутри горячей краской. Иванна покачала башней рыжих волос, с жалостью глядя на собеседницу:
— Экое имя. Хорошее, старинное. Я про Максика твоего. Та пожала плечами. Губы дрожали.
— Н-ничего. Все в порядке, Иванна.
— Угу. Ладно. Тока имя больше не путай. Опасный у тебя мущина, девонька. Смотри, назовешь так, а дальше и говорить нечем будет. В молчании смотрела снизу в широко раскрытые испуганные глаза.