В коридоре затрещал телефон, и Ленка подпрыгнула, роняя на пол подушку. Облизывая губы, поперхнулась хриплым неровным вдохом.
— Вот черт…
Сползая с дивана, на слабых ногах вышла и подняла трубку.
— Да. Але?
— Каточек, — сказал далекий голос Олеси Приймаковой, — ну что, я завтра приношу, да? На парад. И, может, померяемся сразу?
— А… да. Конечно, да. Завтра, Олеся.
Ленка положила трубку, выравнивая ее дрожащей рукой, улыбнулась криво. Ну и лахудра. Села мечтать, ну-у-у, Каток, ты даешь.
И схватила снова заголосивший телефон.
— Ленк? Ты все-таки с Пашкой поговори, слышишь? Про Семки. Она мне щас звонила, аж рыдает там. Прикинь, все утро просидела на лавочке, возле его подъезда. Ты там что, ты плачешь, что ли? А, ржешь. Ну, я поняла. А чего ты ржешь-то?
— А он прикинь, с балкона по веревке. От нашей Семачки, — заикаясь, рассказала Ленка.
— Правда, что ли? — удивилась трубка.
— Семен Семеныч, — с упреком воззвала Ленка, еле удерживая трубку у щеки.
— А-а-а, — та заверещала дальним Олиным смехом, — ой, я поняла да. Пред-ставляю-ю!..
Всхлипывая, Ленка попрощалась и постояла у телефона в ожидании, вдруг тот снова заорет. Но телефон молчал. Она снова ушла в комнату, отворачиваясь от разоренной стены с голыми пятнами на месте сорванных снимков, подумала, а вот надо было из петиной лаборатории забрать фото, где они кружатся. Снова повесить, бабке назло. И села за стол, раскрывая тетрадь и нацеливая ручку.
Через десять минут кинула ручку на белые листы. Ерунда какая! В голове крутились всякие павлики морозовы и вити коробковы вперемешку с красными флагами и торжествующим лицом Веры Полуэктовны. И ничего, что можно было написать словами. Ну, никто же не заставляет верить в эту чушь. Просто напиши, Лена Каткова. Гладко и красиво, с пафосом в нужных местах.
Она снова взяла ручку. Нахмурила тонкие брови и начала. Через несколько минут перечитала написанное, суя руки в перепутанные русые волосы.
«Листья бегут по асфальту, им холодно — листьям. И только в углу, у стены, где растет виноград, спит кошка, белая, в пятнышках рыжих. Теплая осени кошка. Спит до весны»…
— Приплыли, Каткова, — сказала шепотом, — пряздравляю, ты кажись написала стихи. Теперь ты, Каткова, чисто Александер Блок.
Кстати, подумала с облегчением закрывая тетрадь, но перед этим еще раз внимательно перечитала написанное, кстати, о Блоке, об Александере…
Подошла к полке, выдернула потрепанную книжку в мягкой обложке с черными буквами серии «КС», что означало «классики и современники». И завалилась на диван, закидывая ногу на ногу. Открыла наугад и стала читать, проговаривая в голове мерные, чеканенные бледной типографской краской на желтоватой бумаге строки.