«Убила бы», в сердцах выругалась Ирина любимой бабушкиной присказкой, «обоих, убила бы». И добавила уже от мамы, насмешливое, в детстве часто обращаемое к ней-девочке, «тоже мне»…
— Ирэночка. Ты не сердись, ладно? Возраст такой. Сложный. Я с ним поговорю. Такой всегда вежливый, а тут! Ты оставь картинки, а я покажу. Потом.
— Не говорят «ладно», — отрывисто сказала Ирина с порога, — правильно говорить «хорошо». Тоже мне, писатель.
И хлопнула дверями своей квартиры. Стоя в темной прихожей, усмехнулась с виноватым раздражением. Нужно будет извиниться. Нестрашно, Тоня простит, она ее характер знает. Но вот самой от себя противно. Только что договорилась считать Тоню не безвредной сумасшедшей, а просто — совсем другим человеком, имеющим право на быть такой, не похожей на Ирку, полное право. А чуть против шерсти и все вернулось. Нехорошо.
— Неладно, — пробормотала Ирина, унося атлас в кухню, сейчас бледно-сумрачную, весь свет остался с другой стороны, где спальня.
Стараясь не думать о том, как задета она молчанием мальчика (скажите пожалуйста, от горшка два вершка, а выпендривается, вроде я ему подружка), положила атлас на прохладный стол, разгладила ладонью, всматриваясь в неровные линии. Сахарница мешала, и она отодвинула ее на самый край. Вот тут. Где выросла нарисованная башня, она перекрывала Вадиковы почеркушки. Мрачные клубы фиолетовых спиралей, комков, желтые прочерки, белые незакрашенные силуэты. Похожие на крошечных человечков с раскинутыми ручками. А сперва подумала, птичек рисует.
Ирина одернула себя, возвращая внимание к атласу. Выкинула из головы мысли о детском рисунке. И хмурясь, стала всматриваться в чернильные и фломастерные линии. И в зыбкий карандашный силуэт.
Пожала плечами. Закрыла потрепанные листы и в комнате сунула атлас в ящик просто так, не расправляя завернутого края.
Прошлое должно оставаться прошлым. Тем более — детские размалевки, сделанные от скуки на уроке географии сколько там? Лет двадцать пять тому назад.
Ночью ей приснилась та самая башня. Яркая, до рези в глазах, на угрожающем черно-фиолетовом фоне. Парила в густой пустоте, содержащей в себе молнии, белые облачные вспышки в их ослепительно желтом свете, а еще — черные провалы, пугающие геометрической правильностью — квадраты, прямоугольники узкие, как бездонные щели, круги, как черные колодцы куда-то. Еще были там косматые разноцветные нечты, непонятной формы, с резкими, неправильными до зубной боли движениями. И между ними — крошечные точки, серебряные до блистающей белизны.
Ирина нагнула голову, приближая к чужому небу свое огромное внимательное лицо, сведенное в напряженную гримасу непонимания. Моргнула, отмахиваясь рукой, когда одна из точек метнулась к глазам, на миг превращаясь в человеческий силуэт с острым треугольником на загривке.