— Нет, красавица, не нехорошо, — ответил степенно, но неожиданно твердо Юра и направился к окну, постоял некоторое время там и, повернувшись к ней, сказал: — Все.
— Что все?
— Это я не тебе, а себе, — ответил он, поглядев в окно на луну. — Кончено!
Луна стояла в небе чистая, белая, вокруг нее дрожал тонкий морозный круг, сотканный из тысяч разноцветных точек, нежно опутавших ее, но она светила ярко, густым своим зимним светом, и если смотреть на нее долго, то казалось, что она удаляется от земли, летит стремительно в космос. И в этом зримом, удивительном качестве луна выглядела особенно торжественной, блистательной и завораживающей. И почему-то казалось Юре, что пока светит луна вот так ярко, все будет хорошо. Он вздохнул и вернулся к столу.
— Пора, — посмотрел на Катю и улыбнулся ласково, все еще находясь под завораживающим действием луны. — Теперь как это мы с тобой встретились в жизни? Ты, как луна, смотришь на меня, святое мое слово. Шли-шли по свету — оп! — и встречаются. Живут не тужат два человека на разных, как говорится, меридианах, а потом сталкиваются случайно, и смотри, что у них получается!.. Как два шара — катятся, катятся, столкнулись шибко, отталкивается от них третий — это ребеночек.
Юра чему-то радостно хмыкнул, встал и больше не мог усидеть на месте, его неудержимо несло то к окну, то к двери, то к шкафу.
— Проводишь меня? — спросил он Катю.
Она сразу встала, направилась одеваться, все еще не выходя из оцепенения, в котором пребывала десять минут назад, когда сообщила Юре о беременности.
Печь уже не топилась, по дому гуляли острые струйки сквозняка; старушка, укутанная в вязаную шерстяную шаль, стояла подле печи, подставляя теплу то один бок, то другой, а с печи доносилось похрапывание, сонное бормотание. Старушка увидела вышедшего из Катиной комнаты Юру, зачем-то сняла с плеч шаль и села на табуретку и окончательно сконфузилась.
— Катенька, ты уходишь?
— Вернусь, Татьяна Петровна, скоро.
— До свидания. Огненный привет Ивану Храповицкому, — сказал Юра, натягивая пальто, нахлобучив шапку; и еще раз сказал: — Комсоставский привет!
— До свидания, — ответила старушка, торопя в мыслях Юру.
На улице Юра остановился, поджидая Катю, поглядел на луну. Белая луна всегда ему нравилась, потому что каждый раз наводила его на размышления о необходимости вечной жизни для человека. Мысли в нем при луне бродили глубокие, беспокойные, таинственные, он временами боялся этих мыслей и желал их одновременно. При луне в ясную, морозную пору он как-то сразу успокаивался, ощущая, как в нем подспудно точно живчики какие-то начинали шевелиться, тревожа осевшее на него спокойствие, таинственные чувства и мысли, о которых он даже не подозревал. Они, просачиваясь из каких-то тайников, не открытых еще, хотя временами и подозреваемых, каждый раз поражали неожиданным своим появлением. Луна светила, а он глядел на нее, восторгался ее яркостью, белизной, тем, что она ничуточки не изменилась, сколько он помнит. И каждый раз поражала его воображение. И эта луна проливала на землю такое обилие ненужного света, что было не по себе; свет был яркий, но бесполезный — это тоже его поражало.