Она поцеловала тетку в сморщенную желтоватую щеку, влезла в модные сапожки, натянула шапочку, накинула шубку, взяла варежки, сумочку и выпорхнула за дверь.
На улице мысли ее приняли самое причудливое направление.
«А может быть, она права?.. Просто надо меньше требовать от жизни, чтобы получать больше… Распишемся, не понравится — всегда смогу вернуться к себе… И потом…»
Черная машина подъехала к тротуару, из нее выпрыгнули две тени.
— Мария Арклина? Пройдемте с нами.
— Но я…
— В машину. И не вздумайте сопротивляться…
Куда уж тут сопротивляться, когда у одного твоего локтя — здоровенный верзила, а у другого — тип поменьше, зато с широченными плечами! Эх, плакала твоя головушка, Машенька…
Прощай, мама, Ваня, Алексей, прощайте все…
Ее затолкали на заднее сиденье и уселись слева и справа от нее, сведя тем самым на ноль не то что возможность бегства, но даже и мысли о нем. Почти одновременно хлопнули закрывающиеся дверцы.
— Поехали! — крикнул верзила шоферу.
Прощай, театр. Аполлон, прощай… Вот так, наверное, и кончается жизнь: только что была, и хоп — ее уже нет.
И так же будет залетать Цветная бабочка в шелку, Порхать, шуршать и трепетать По голубому потолку.
Иван Бунин
Темен ноябрьский вечер.
Заледенев, Маша вцепилась в свою сумочку, давно уже ставшую ненужной. Эту изящную вещицу из обрезков кожи мастерски сшила тетка, как и почти всю одежду для племянницы.
«Что же с ней будет? Что же…»
Машина остановилась. Хлопают дверцы. Голоса.
— Выходите!
Кое-как она выбралась из машины. Ноги ее не держали, но кто-то — даже без грубости — поддержал ее за локоть.
— Сюда.
Лестница. Коридор. Какие-то люди с петлицами идут навстречу. У одного из угла рта свисает лихо заломленная папироса. Запах дыма, который Маша не переносит, немного привел ее в себя.
Дверь, на двери — табличка с надписью, но девушка ее не прочитала: перед глазами все плыло.
— Разрешите доложить, товарищ капитан… — И еще какие-то слова.
— Можете идти.
Маша покачнулась, повернулась к двери. Но нет. Это не ей. Это конвоирам. Они уходят, а она остается. Остается…
— Садитесь, гражданка Арклина.
На стене — портрет Сталина, под портретом — стол и человек. Маша перевела взгляд, увидела рядом с собой стул, села, положила сумочку на колени и вцепилась в нее, как утопающий — в спасательный круг. Впрочем, в том месте, в котором она находилась, вряд ли что-то могло ее спасти.
— Вы понимаете, где находитесь? — доносится для нее словно издалека.
Она попыталась сосредоточиться. Соседка с торчащими косичками. Звонок… Театр…
— Послушайте, это какая-то ошибка… Мне надо в театр… меня вызвали…