— Видишь!
— Вижу, шляпа, — недоумевал тот.
— Шляпа, — передразнил его Федор Николаевич, — а что на дне тульи написано?
— Ф. Н. Дождев-Ласточкин, — прочел Антон Антонович вытесненную золотом надпись и удивленно поднял глаза на хозяина. — Но в чем же дело? Не понимаю!
— Вот эта-то шляпа и принесла мне сегодня доходу триста рублей — словом, благоговей — это дорогая шляпа, — взял ее из рук Легкокрылого Федор Николаевич и бережно поставил на комод.
— Да не разводи бобы-то, расскажи! — не унимался Антон Антонович.
— Ты знаешь, что я с нашей шансонеткой Зюзиной разошелся, порвал все, она меня променяла на того восточного человека, который обыкновенно сидит у нас в первом ряду, то есть не на человека, а на ходячий набитый карман. Я ее не упрекаю, она сделала, подобно Периколле:
До гроба твоя Периколла.
Но больше страдать не могу…
Пропел Федор Николаевич и задумался.
Антон Антонович застыл в ожидании продолжения.
— Теперь ее удел — роскошь и блеск, а мой — нищета и страданье! — меланхолически начал Федор Николаевич. — Одно, с ее стороны, подло: она, по настоянию своего восточного человека, который ревнив, как Отелло, порвала со мной всякое знакомство и я не могу даже прибегать к помощи моей бывшей подруги жизни. Наконец, как я тебе говорил уже, я дошел до крайности… Фрачная пара, понимаешь ли ты, фрачная пара и та заложена… Сегодня утром я решился идти к ней с визитом и — пошел!..
— Ну?..
— Звоню; отворяет горничная, я вхожу, «Дома?» спрашиваю. Смешалась. — «Никак нет-с!» говорит. На столе в передней, стоит шляпа-цилиндр, — его шляпа, тоже с вытесненной золотом фамилией; я свою — поставил рядом. Я сперва хотел войти насильно, но вдруг гениальная мысль озарила меня! Я беру вместо своей его шляпу и — удаляюсь… Обрадованная горничная запирает за мной дверь.
Федор Николаевич снова умолк.
— Дальше, дальше! — прошептал Легкокрылов.
— Иду оттуда и прямо домой. Не проходит получаса, как ко мне является ее горничная с моей шляпой.
— Обменять изволили!
— Знаю.
— Позвольте получить?
— Триста рублей, ни копейки менее, — заявляю я и выпроваживаю вон с моей шляпой.
Проходит еще томительных полчаса, и горничная со шляпой и пакетом с тремя радужными является снова. Я возвращаю шляпу.
— Да ты, Федя, гений! — порывисто произнес Антон Антонович, — выпьем, ты мне плесни в чайный стакан — вместе хочу.
Федор Николаевич начал наливать водку.