Он еще долго сидел там. Доски причала стали казаться жесткими. Он поднялся. Надо идти домой.
Приближаясь к краю причала, он услышал голоса и посмотрел налево. Три парня со стороны Восьмой улицы карабкались на кучу мусора. Увидев Давида, они завопили, спрыгнули на землю и побежали к нему. Они были в кепках и в красных с зеленым поношенных, прорванных на локтях свитерах. Двое из них были чуть выше Давида, у них были голубые глаза и вздернутые носы. Третий был смуглым и выглядел старше. У него в руке был меч, сделанный из полоски цинка с прикрученным проволокой болтом. Одного взгляда на их жестокие, недоброжелательные лица было достаточно. Глаза Давида метнулись в поисках выхода. Но пути не было. Только в сторону реки. Прижатый, он стоял неподвижно, переводя испуганный взгляд с одного парня на другого.
— Что ты делал там? — спросил старший из них, скривив рот. Солнце блеснуло на лезвии меча, протянутого в сторону причала.
— Н-ничего. Я ничего не делал. Там лодки...
— Сколько тебе лет?
— Мне... мне уже восемь.
— Почему же ты не в школе тогда?
— Потому что, потому... — Что-то удержало его. — У моего брата корь.
— Он врет, Педди. Он вор.
— Придется отвести его к полицейскому.
Лучшего оборота дела Давид не мог бы и желать. Но
Педди мрачно отверг эту идею:
— Где ты живешь?
— Там, — он видел даже окна своей квартиры, — в том доме на Девятой улице. Моя мать сейчас придет за мной.
Педди, сощурившись, посмотрел туда, куда показал Давид.
— Это жидовский дом, Педди, — сказал другой со зловещей радостью.
— Да. Так ты еврей, а?
— Нет! — горячо запротестовал Давид, — я не еврей.
— В этом доме живут только жиды.
— Я венгр. Мои отец и мать венгры. Мы дворники.
— А почему ты показывал на верхний этаж?
— Потому что моя мать моет там полы.
— Говори по-венгерски, — потребовал другой.
— Абашишишабабабио томама вава.
— Деньги есть?
— Нет, ничего. Все осталось дома.
Он был бы рад отдать им свои два пенни, только бы отпустили.
— Сейчас проверим карманы.
— Вот. Я вам покажу, — он поспешно вывернул карманы.
— Ладно, — сказал Педди, — давайте, покажем ему чудо.
— Давай, давай, — поддержали остальные. — Хочешь увидеть чудо?
— Не. Не хочу. Пустите меня!
— Не хочешь? — разозлился Педди. Двое других рвались, как собаки с привязи
чугунного рта. Он отступил. Из открытых губ в темноту вырвалось пламя.
...Сила!..
Точно рука, протиснувшаяся сквозь твердые волокна земли, гигантская сила шквалом вырвалась наружу!
И свет, сорвавшийся с цепи, ужасный свет с ревом выплеснулся из чугунных губ. Пространство задрожало и заревело, и цинковый меч запрыгал и закорчился, как пленные под пытками, и начал таять, поглощаемый извержением.