А гребень вытащила и понесла к очагу. Поскорее, чтобы не передумать, она протянула гребень Мэри:
— Вот.
Девочка нахмурилась, не понимая.
Взяв ее руку, Нора сунула туда гребень:
— Это дочери моей. У ней волосы были как у тебя. Красивые.
Мэри осторожно сжала в руке гребень, погладила костяные зубья.
— Подарок это.
— У меня никогда еще не было гребня.
— Ну, а теперь будет.
— Спасибо, миссис.
Мэри улыбнулась, и Нора схватилась рукой за грудь, так заныло вдруг сердце.
— Ваша дочь, наверно, красивая была.
Нора прижала пальцы к ребрам, но боль лишь усилилась.
— Вороне и вороненок свой красавчиком кажется. — Голос ее задрожал. — Придет день, ты тоже матерью станешь, Мэри Клиффорд. Тогда поймешь.
Мэри покачала головой:
— Я замуж не пойду.
— Ты разве не хочешь собственных малышей?
— Кругом малышей достаточно, успевай только нянчить.
— Но они вырастут. Вырастут твои братья с сестрами, и ты захочешь собственных детей.
Нора подцепила остывшую картофелину и передала ее Мэри:
— Накорми его. Давай.
Чистя картофелину для себя, она глядела, как девочка кормит хнычущего ребенка. Вместо того чтобы отщипывать кусочки и совать их ему в рот, Мэри прожевывала картофель и, сплюнув в руку, давала его затем малышу.
Перехватив взгляд Норы, девочка пробормотала:
— Так он не подавится.
— Ты прямо души в нем не чаешь.
Откусив кусок картофелины, Нора жевала, зорко следя за Мэри:
— Мята эта… Толку от нее чуть. Я тут подумала. Снесем его вечером снова к Нэнс.
Лицо Мэри стало белым как мел.
— А вы обождать не хотите? Проверить — может, черноголовка…
— Нет, нынче же вечером и пойдем. Нет на мальчишку угомона. И внук мой в него не возвращается. Да как можешь ты кормить эльфеныша, зная, что и кровь-то в нем не человеческая, и не божеское он создание! Зная, что сыночек Джоанны, Михял бедненький, томится у фэйри, вместо того чтобы здесь быть со мной!
— Но кормить-то его все равно надо!
Покачав головой, Нора проглотила картошку.
— Не могу я сидеть дожидаться, пока черноголовка поможет. — Передернув плечами, она встала, вытащила из печурки над очагом бутылку с потинем — и перехватила взгляд Мэри.
— Ты не подумай… Это еще от Мартина осталось, на случай, если из мужчин заглянет кто. — Нора поморщилась, вытаскивая пробку. — А мне успокоиться надо… Вот так.
Она сделала глоток, зажмурилась — и вновь увидела дочкины волосы в тряпице. Ее пробило дрожью. Закашлявшись от крепкого спиртного духа, она протянула бутылку Мэри.
Девочка мотнула головой и взялась за гребень.
Нора сидела, сжимая в руках бутылку.
— Мы отнесем подменыша назад, Мэри. Не могу я больше ждать и терпеть. Слушать, как он орет и ждать, что переменится. — Она снова глотнула из бутылки. — С той поры как Нэнс назвала его фэйри, я все думаю, каким стал сын Джоанны, тот, настоящий… Вырос, должно быть. Так и вижу его перед собой. — Нора поднесла к губам бутылку и сделала большой глоток. — Он снится мне, Мэри. Стоит перед глазами. Ладный паренек, красивый, смеется. Я слышу его голос. Он говорит со мной. Совсем как тогда, в тот раз, что я увидела его впервые, у матери на руках. А я будто обнимаю его и рассказываю о матери. Какая она была у него хорошая, какая… красавица. Она была такая красивая девочка! Я каждый вечер ей волосы расчесывала этим вот гребнем, что у тебя в руках. Расчесывала, расчесывала до блеска… Ей это нравилось. И мне снится теперь, Мэри, будто я ей волосы расчесываю. Мне оба они снятся — Джоанна и Михял, будто они со мной, живые и… — Закрыв глаза, она сказала с горечью: — И тут вот этот начинает вопить как резаный…