— Вот и хорошо, что в тумане: никто нас не увидит.
Они шли под деревьями. Под ногами было мягко от опавшей листвы, выступавшие из тумана дубы и ольхи кропили женщин влагой с ветвей. Анья задирала голову, подставляя лоб падавшим сверху каплям, и вода текла по ее носу и подбородку.
— Давненько я так не гуляла!
— Это уж как водится: мужняя жена к очагу прикована.
— А ты, Нэнс, никогда замужем и не была?
Нэнс улыбнулась:
— Так никто не посватался. В девках я вечно по горам гуляла. Вдвоем — я да солнышко.
— Я тоже девчонкой по горам бродила. К западу отсюда.
— Отвыкла сейчас?
— Наверху и ветер слаще веет.
— Мне ли не знать! — Сев на корточки, Нэнс рылась в зарослях папоротника и плюща. — Знаешь, что вот это за растение?
— Дярна уыире[21].
Нэнс принялась рвать и складывать друг на дружку мягкие, сборчатые листья манжетки. Когда получилась небольшая башенка, Нэнс перекрестилась, и Анья помогла ей подняться на ноги.
— Для чего листья-то?
— Увидишь.
Вернувшись в тепло бохана, Нэнс подбросила в очаг сухого дрока, отчего пламя вспыхнуло ярче, и поставила на огонь котелок, наполнив его речной водой.
— А отыскать травку эту в зарослях сумеешь? И собрать как надо?
Анья кивнула:
— Я манжетку для матери собирала.
— Когда потеплеет, в чашечках листьев будет собираться роса, так вот, чтоб ребенка в себе удержать, подмешай эту росу к воде, которой моешься. Ну а пока, Бог даст, то же и от отвара будет. — Она сунула листья в руки Анье: — Вот. Возьмешь немного чистой воды, сваришь их и будешь пить по утрам двадцать дней подряд.
— А котелок тогда зачем?
— Для пижмы. — Нэнс сорвала несколько листочков со свисавшего с потолочной балки сухого растения и покрошила в воду. — Если далеко тебе от дома за дярна уыире ходить, заваришь пижму и будешь пить ее как чай. Тоже поможет.
От кипящей воды пошел приятный запах, и Нэнс, слив в ковшик дымящийся настой, протянула Анье.
Та колебалась.
— Врут ведь все, верно, Нэнс?
— О чем ты? Что врут?
— О ягодах паслена. О Бриджид.
У Нэнс ёкнуло сердце, но лицо не дрогнуло.
— А ты сама-то как думаешь?
Анья поглядела на ковшик в руке, подумала и, решившись, сделала большой глоток:
— Горький!
Нэнс облегченно перевела дух.
— Как наша жизнь. Делай его себе по вкусу, подслащивай как угодно, но не слишком увлекайся. Пей семь дней. Сегодня — первый из семи.
Анья зажала нос и осушила ковшик.
— Все запомнишь, Анья?
— Запомню.
— Процеженную манжетку — двадцать дней, а чай из пижмы — семь. И еще одно тебе надо будет сделать.
— Что сделать-то? — помолчав, спросила Анья.
— Как корову свою по весне на пастбище выгонишь, гляди, чтоб она побольше цветов ела. А мочу ее собери. Разнотравная водица, в ней сила всех цветущих трав, что корова съест. Выкупаешься в ней, и их плодовитость к тебе перейдет.