Анья слабо улыбнулась, сказала мягко, ровным голосом:
— Ах, ты вот про что. С этим уж ничего не поделаешь, Нэнс.
— Да есть средства, Анья. На каждую напасть, что нам послана, есть свое лечение.
Анья покачала головой: — An rud nach féidir ni féi-dir é — что невозможно, то невозможно. Я уж смирилась.
— Ах ты, бедняжка несмышленая! — Нэнс уронила остаток картофелины себе на колени и взяла руки Аньи в свои. Лицо Аньи сморщилось, подбородок дрогнул.
— Так ты и вправду примирилась? С тем, что в доме твоем тишина, — примирилась?
— Не надо, — прошептала Анья.
— Анья!
— Пожалуйста, Нэнс. Ты же добрая женщина. Не тревожь ты меня, ну пожалуйста…
Нэнс притянула к себе Анью совсем близко, так что лбы их теперь почти соприкасались.
— От детей — одна морока, — шепнула она, сжимая руки Аньи. — Особенно когда их у тебя нет.
Анья засмеялась и поспешно отняла руки, чтоб вытереть глаза.
— Ты загляни ко мне, — негромко сказала Нэнс. — Где я живу, ты знаешь.
Плетясь обратно с тяжелым ведром, неудобная ручка которого врезалась в ладонь, Нэнс размышляла о том, что это на нее нашло. Обычно она не любила лезть в чужие дела. Мэгги учила ее самой не лезть, ждать, когда позовут.
— Лечение тому больше пользы дает, кто ждет от него пользы, — говорила Мэгги. — Ищущий да обрящет.
Но вот сегодня Нэнс почувствовала неодолимую потребность заговорить с Аньей. Уловила ее сомнение. Взгляд, полный тоски. Это всегда так у большинства людей. Они таятся, скрывают свою боль, но иногда вдруг, в какое-то мгновение, что-то приоткрывается в них, и можно заглянуть тогда внутрь и понять суть прежде, чем дверца опять захлопнется. Это сродни видéнию. Смутный ропот ранимой души. Легкая дрожь земли под ногами. И тишина — все стихло.
Как же скрытно сердце человеческое, думала Нэнс. Как боимся мы открыться, дать себя понять, и как отчаянно мы этого жаждем.
Возле лачуги Нэнс ожидал отец Хили. Четкий силуэт его фигуры чернел на фоне ольхового подлеска. Он стоял спокойно и, скрестив руки на груди, глядел, как она идет к нему по тропинке. Потом, заметив у нее в руке ведро, он шагнул ей навстречу и подхватил его.
— Спасибо, отец.
Они молча дошли до грязной площадки у входа, и отец Хили, поставив на землю ведро с железной водой, повернулся к Нэнс:
— Это ты зовешься Нэнс Роух?
— Да, я.
— Я хочу побеседовать с тобой.
— Побеседовать со мной, отец? Это большая честь. — Нэнс с трудом разогнула затекшие пальцы. — И чем я могу помочь вам?
— Мне помочь? — Он покачал головой. — Я приехал сказать тебе, что ты сама должна себе помочь. Сказать, чтобы ты бросила эти свои штучки.