Тусклый свет электрических фонарей (Козинцев) - страница 32

— Садись, — Туссэн указал на одно из них. — Хочешь кофе? У тебя вид человека, не спавшего всю ночь. Хороший кофий, совсем недавно привезли из колоний.

Я удивленно обернулся на эту фразу и поймал насмешливый взгляд неправдоподобно старых глаз на неправдоподобно молодом лице. Отвернувшись, я уселся в кресло. Туссэн налил нам кофе из фарфорового кофейника и тоже сел. Кошка прошла через ковер, пересекла его неровный край, мягко ступая по глиняному полу, подошла к самому краю уступа и устроилась там, как и мы, глядя на море.

Мы молчали, сидя под простуженным утренним ветром. На другие уступы тоже выходили люди. На крыше нашего домика, куда вела прислоненная к стене лестница, раздавались тихие слова на незнакомом языке. Я оглянулся. Уступы домов продолжались за нашей спиной всё выше и выше и только где-то на невообразимой высоте уступали место монументальной стихии заснеженных горных вершин. Вновь взглянул вниз. Люди на крышах домов зажигали костры на постаментах — судя по всему, на жертвенниках. Весь амфитеатр вспыхнул искрами пламени, и в этот момент, отражая завороженный зрительный зал, узкая полоска светила выступила над горизонтом, рассыпав по морю рубиновые брызги бликов. Туссэн нарушил молчание:

— Я расскажу тебе сказку. Ее придумал кто-то, тебе неведомый, давным-давно.

Солнечный диск медленно выползал из-за горизонта, наполняя пространство утренней прозрачностью. Глиняные стены зарделись, смущенные встречей с ним.

— Когда-то, когда Бог только создал Землю, но не создал еще ничего живого, надумал он сотворить нечто себе подобное. И создал ангела. Он сделал ему прекрасное тело и вложил в это тело душу. Посмотрел Бог внимательно на свое творение и увидел, что тело ангела прекрасно, а душа страдает изъянами, потому как не во всём подобна Богу. И сказал Бог ангелу: «Будешь моим помощником».

Люди на уступах зашевелились. Теплые солнечные лучи коснулись моей продрогшей кожи.

— Он поручил ангелу самое простое — лепить тела. А сам взялся за более сложную работу — за души, намереваясь делать их как можно тщательнее. Они работали весь день. Наступил вечер, небо покрылось звездами, а они всё трудились, делая каждый свое. Месяц взошел и опустился, ночь прошествовала от горизонта до горизонта, рассвет взглянул на Бога и ангела.

Я слушал и смотрел на море. Светило пило морскую воду и набухало, становясь всё толще и выпуклее. Сзади нас, над нами, чей-то голос забормотал непонятные молитвы. Волна незнакомых слов побежала вниз, к морю, гул молящихся голосов нарастал со всех сторон, смешиваясь с шумом прибоя.