Я повторил мой ответ и добавил, что в моём профессиональном качестве я не считаю себя принадлежащим к какой-либо конкретной стране. «Если я серьёзно заболею, — заявил Наполеон, — то ознакомьте меня с вашей точкой зрения и получите согласие на приглашение других врачей. В те дни, когда я находился в подавленном состоянии и испытывал душевное расстройство из-за того обращения, которому я здесь подвергаюсь, что и мешало мне выходить из дома, чтобы не портить другим жизнь своим настроением, этот губернатор вознамерился прислать ко мне своего врача под предлогом наведения справок о моём здоровье. Я попросил Бертрана сообщить ему, что у меня нет достаточного доверия к его врачу и если бы я действительно серьёзно заболел, то послал бы за вами, за врачом, к которому испытываю полное доверие, но что в данном случае я не нуждаюсь во враче и хочу только одного, а именно, чтобы меня оставили в покое.
Насколько я понимаю, он дал указание офицеру входить в мою комнату, если я не выхожу из дома. Любой человек, — продолжал Наполеон, — кто попытается силой войти в мою комнату, станет трупом в тот момент, когда он вступит на её порог. Если этот человек после этого будет вновь есть хлеб и мясо, то тогда я уже не Наполеон. В этом я настроен самым решительным образом; я знаю, что после этого буду убит, ибо что может сделать один человек против целого вражеского лагеря? Я слишком много раз встречался со смертью лицом к лицу, чтобы бояться её. Недавно я сказал губернатору, что если он хочет покончить со мной, то для этого у него есть очень хорошая возможность направить кого-нибудь ко мне. Я немедленно превращу в труп первого же, кто войдёт в мою комнату, и тогда, конечно, меня казнят, а губернатор может написать домой в Англию своему правительству, что Бонапарт был убит в драке. Я также сказал ему, чтобы он оставил меня в покое и не мучил своим ненавистным присутствием. Мне приходилось встречаться с пруссаками, татарами, казаками, калмыками и прочими, но никогда прежде в моей жизни я не лицезрел столь уродливого и неприятного лица».
Я пытался убедить его в том, что английский кабинет министров никогда не будет способен совершить то, что он предполагает, и что подобное поведение не в характере английской нации. «У меня были основания жаловаться на адмирала, — заявил Наполеон, — но хотя он обращался со мной грубо, он никогда не вёл себя так, как этот пруссак. Несколько дней назад он в грубой форме настаивал на том, чтобы повидаться со мной как раз в тот момент, когда я находился в спальной комнате раздетым, да к тому же был жертвой приступа меланхолии. Адмирал никогда не просил свидания со мной после того, как ему сообщали, что я нездоров или ещё не одет».