— Значит, ты отказываешься говорить? Отвечай, отказываешься?
Девушка молчала. Пол кабинета Сингурелу был закрыт тяжелым персидским ковром. И она принялась изучать его узор, подсчитывать его разноцветные полосы. Это был, по-видимому, очень ценный ковер, и его благородные, спокойные тона совсем не гармонировали с тем, что сейчас происходило в кабинете.
Голос генерального инспектора стал мягким, медовым, почти просительным:
— Скажи нам, девочка, кого из коммунистов ты знаешь лично? Скажи, перестань нас мучить…
— Я уже сказала. Не знаю я никаких коммунистов. Не знаю ни одного коммуниста. Нечего мне вам говорить!
— Как это не знаешь? Ты должна знать. Ведь твои родители были коммунистами. Кстати, именно поэтому они и погибли.
— У меня не было никаких связей с коммунистами. Я никого не знаю.
Генеральный инспектор вздохнул. Потом тихонько, почти шепотом сказал своему коллеге:
— Сингурелу…
— Слушаю, господин генеральный инспектор.
— Сядь рядом и приготовь спички.
— Так точно, господин генеральный инспектор. Я вас понял.
— Мадемуазель Чиобану, вы когда-нибудь слыхали о генеральном испекторе сигуранцы Балоте?
— Нет, не слыхала… Ничего я не слыхала.
— Быть этого не может. Ты жила среди коммунистов и не слышала моего имени? Вспомни, прошу тебя, не может быть, чтобы ты никогда не слыхала моего имени. Балота… Генеральный инспектор Балота.
— Нет, не слышала…
Огонь святой, огонь святой,
Но люди на небе украли
Его и принесли с собой
На землю, полную печали…
Они прижигали ей кончики пальцев горящими спичками. Каждый палец в отдельности, до тех пор, пока спичка не догорала до конца. На каждый палец уходила одна спичка…
Солнце, яркое веселое солнце глядело в окна кабинета. С улицы доносилась веселая городская разноголосица. Сармиза различала даже отдельные слова и выкрики уличных торговцев. Особенно громко кричали продавцы газет.
— Газеты! Газеты!
— Битва за Харьков!
— Газеты! Газеты!
— Наступление на Москву!
— Газеты! Газеты!
— Речь фюрера!
— Последний выпуск! Последний выпуск!
— Лондон в огне!
— Газеты! Газеты!
— Битва за…
В доме напротив были открыты окна, и модная певичка Илинка Фустан, кривляясь и хохоча, страстно вопила по радио:
Погоди: дождешься,
Попадешься мне —
Я тебя огрею
Палкой по спине.
— Пожалуй, на сегодня хватит, — сказал инспектор.
— Как вам угодно, господин генеральный инспектор. Как вам будет угодно. Ваше желание для меня закон, господин генеральный инспектор.
Инспектор Балота нажал на кнопку звонка. В дверях появился приземистый человек с прыщавым отекшим лицом запойного пьяницы.
— Возьми ее, Белдие, и отведи туда, откуда привел. Будь внимателен! Смотри, чтобы барышня по дороге не сломала себе ногу. Или, чего доброго, не прыгнула в пролет лестницы. Береги ее, Белдие… Учти, ты должен доставить ее в камеру в целости и сохранности.